Осень на Луне | страница 29

И вот Она вышла из парикмахерской. Она шла ко мне, и я любовался ею, привычно замедляя время, и Она шла, зависая над землей в такт ударам моего сердца. Пусть я стар, волосы седы, а лицо в шрамах, я – победил! Вот подходит ко мне моя Юность, и я любуюсь сбывшейся мечтой.

Но отточенная годами наблюдательность брала свое: ее волосы не причесаны, не завиты – лишь пуще растрепались. А в парикмахерскую она ходила за тем, что держала теперь в руках… Нет! – это была не бритва, тренированное зрение позволяло видеть изящную, невиданно острую косу и, даже, зловещую надпись на окосье – «больше никогда». Она шла торжественно, загадочно улыбаясь, а глаза были такие ядовито-зеленые…

Моя Земля, мой желанный мир, столько труда! – и ради чего?!

Другая плоскость, но все те же фокусы, мир планетарной плесени, где в казенной Тюрьме томится душа человека, где даже Любовь оборачивается – Смертью.

Я понял, что нет, и не было у меня дома. Нигде! Ни на кухне ночью, ни в лаборатории, когда я был прадедушкой, ни в семнадцать, ни в сто лет…

И на Земле, и на Луне, всегда я тосковал по дому, отовсюду стремился улететь – домой, но снова оказывался – в Тюрьме!

Сейчас Она подойдет еще ближе, и – желанная реальность окончательно осуществится, мне снова будет семнадцать лет, а впереди у нас – целая жизнь… – в обнимку со Смертью!

Как трудно удерживать свет сознания, как трудно не спать! То день вчерашний нахлынет, мучительные образы завертят, замутят чистоту ночи, или день завтрашний – спать надо, а то, как завтра работать будешь?

Почему я создаю привязанности и привычки, которые отвлекают от главного? Почему даже ночью, когда пью чай, курю, читаю или пишу что-то – суета, не вырваться из суеты – «все суета и томление духа»? Я сам укрепляю стены…

Иногда мне кажется, что я даже с радостью забываюсь, – засыпаю, и теряю себя в чем-то: в работе, в пустых мечтаниях, в разговорах с людьми, которые не видят этой – Вселенской Тюрьмы.

Я задремал за столом. Мое тело налилось тяжестью, закрылись глаза, но я еще не спал, и мне не хотелось отпускать себя в сон. Я попытался поднять голову, открыть глаза – не могу! «Если не подниму головы – засну, – подумал я, – пока не поздно, надо поднять голову!» Но тяжесть, влившаяся в меня, была так велика, что не одна мышца даже не дрогнула. Я упрямился: усилие, еще усилие. Я уже не дремал, но пошевелиться все равно не мог.