И я, пыхнув дымом, затянулся. Странный запах, напоминает… – я не успел додумать, как вдруг вспомнились все запахи, какие знал и не знал. Запахи – и все разом, и поочередно, сталкиваясь, вспыхивая дивной остротой ощущения, ударили в лоб и нос, разрывая ноздри.
Как бы мне выдохнуть этот дым? Он заполнял меня, кипящей смолой вливался в живот, по раскаленным ключицам, как по трубам, тек в руки – тяжелый, горячий, – горло перехватило красным огненным ошейником, таким же, как на Цербере…
И вдруг еще один тоненький, ярко-зеленого цвета запах стал сверлить мои лобные пазухи… Я чихнул!
Вспыхнул ослепительный свет – я едва мог приоткрыть напряженные веки – такое яркое солнце! И так высоко над головой, как бывает только в жарких странах. Не удивляясь, я смотрел на море и на пальмы.
Всюду счастливые лица. Люди смеялись, пели, танцевали, говорили громко, кричали, ели мясо и фрукты, пили вино, обнимали друг друга. Я стоял посередине площади: огромной, многоголосой, многоцветной, благоухающей, как восточный базар. Какие красочные были на всех прохожих одежды, какие прекрасные женщины улыбались мне!
И я уже было, направился к винной лавке… Но тут стало быстро темнеть – как солнечное затмение, чем быстрее темнело, тем безудержнее становилось веселье. Наступающую тьму расцветили мощные фонтаны фейерверков. Я не видел зрелища красочнее! Но вот последняя ракета рассыпалась темно-красными меркнущими угольями, огни погасли и покрылись – пеплом.
Я стоял посередине кухни и смотрел в потухшую трубку.
Однородный слой серого пепла покрывал все пространство плоской равнины, и ноги бредущих по ней людей по щиколотку утопали в нем. Пепел взметался, клубился дымными тенями, силясь укрыть бледные, опущенные долу лица. Миллионы усталых людей скорбно и молча брели куда-то. Черный горизонт, серое небо – все черное и серое, и пепел – все сгорело, погасло, – безысходность…
Не было надежды и даже печали, любое чувство, еще не возникнув, тонуло в темной вечности, не было предчувствий…
И вдруг – свет! Яркий, чистый, прекрасный, он вспыхнул в вышине, сияющим водопадом пролился через серый воздух. И на равнину спустилась белая, из плотного твердого света, лестница…
Потухшая трубка, – вспыхнувшая спичка…
Передо мной стоял прадедушка с горящей спичкой в руке: «У тебя трубка потухла, затянись-ка еще разок» – он лукаво улыбался, сверкая ясными веселыми глазами.
Я прикурил и затянулся еще раз.
Это не сон! Мое сознание было обычным моим сознанием, но ясным и свежим, настежь открытым для любого восприятия. Полнота ощущений, острое чувство реальности не оставляли сомнений. Земля подо мной, колкие звезды, не затмеваемые Солнцем – все четко и резко, – так во сне не бывает, так трезво и больно не бьет по нервам – сон.
