Володю не ненавидят – он себе льстит. Его просто презирают.
Саша и Толстый тоже поморщились. Неприлично в наших утонченных кругах вот так прямо заявлять стукачу, что он стукач. Да и что значит осторожней? В Девятке, если волноваться, что тебя услышит стукач, надо зашить себе рот. К тому же это Россия: тут все всё о всех знают. Много пьют. Для секретов нужна трезвость. Поэтому в России нет секретов и не любят трезвенников.
–Портвейн? – светским тоном предложил Толстый.
–Пожалуй, – светским голосом ответил Володя, принимая сладкую бутылку, к которой налип речной песок. Типа летом в это время дня в этом климате предпочитаю теплый вонючий портвейн.
–Вам с Жекой отваливается по тридцать восемь рублей, – сказал Володя мне.
«Ого, – подумал я, – отлично!» То, что я весь такой воздушный, еще не означает, что я деньги считать не умею.
–Слушай, Володя, я знаю, что ты продаешь билеты по пять рублей. Прикинь, сколько с зала.
–Слушай, ну совесть у тебя есть? – обиделся Володя на то, что я считаю деньги в его кармане, – Я плачу вам с Жекой ставку народного артиста на гастролях. Послушай, даже Майк, а он звезда, получит оплату билетов на поезд и чуть больше стольника. Сам подумай, ползала – бесплатные. Комсомольские секретари и их бабы, городской бомонд, молодняк из «конторы». («Контора» – местное отделение КГБ). Опять же оплата зала директору дворца, мне самому ничего не остается. Ну я-то из интереса работаю. Не могу без этого.
Опять же Володя частично говорил правду – он не мог без этого. Он жил организацией концертов, он жил рок-н-роллом. Насчет «интереса» врал, само собой.
–Ладно, – согласился я, – аванс давай.
–Девятнадцать рублей, распишись в ведомости.
Он достал ведомость из тощего портфеля. Если бы не расписка, которую мне подсовывали не далее, как сегодня утром, я бы подписал. Хотя я принципиально ничего не подписываю. Девятнадцать крайне своевременных рублей. Но у меня сработал стоп—сигнал.
–Нет, не буду.
–Ну как же я без расписки в ведомости? Я не могу деньги выдать, – затруднился Володя.
–Тогда иди в жопу, – сказал я, хотя девятнадцать рублей были большим искушением.
Каким я был умницей, что не принял от него эти тридцать серебряников! В наше время Пилат передает тридцать серебряников Иуде, предварительно пометив их краской, видимой в ультрафиолетовом свете, чтобы тот дал взятку Христу. Чтобы набежали понятые и оформили протокол. Чтобы в воронок и на Голгофу. А Светка, дура, взяла. Она не побоялась расписаться в ведомости, которую ей подсунул ее любовник, и пошла по тяжелой статье о незаконном предпринимательстве. Светкина голова служит ей главным образом как резонатор для ее потрясающего голоса.
