Живой бы не узнал никогда. Но души мертвых живут по каким-то другим законам. И совершенно не напрягаясь, Вовка спустился с облака точно в ту комнату квартиры, где Параска сидела за компьютером.
Видимо, при этом он произвел какой-то шорох, потому что девушка – скорее это уже была почти женщина, очень молодая, но девушкой уже не назовешь, – вздрогнула и обернулась.
Минуту она изумленно таращилась на Вовку, и наконец, убедившись, что перед ней не приведение, с испугом спросила:
– А ты как сюда вошел?
– Не пугайся. Я умер, – объяснил Вовка, – это уже как бы ни я. Просто сорок дней мне положено быть на земле. Вот я и про тебя вспомнил. Как-то зашел. Сам не знаю как. Просто спустился и зашел.
– Ты мертвый?– с ужасом спросила Параска.
– Можешь потрогать, – разрешил Вовка, – ничего не ощутишь.
Параска и правда протянула к нему руку. Рука прошла сквозь воздух.
– Подожди, – сказала она, – дай успокоиться.
Вовка ждал.
– А почему ты меня вспомнил? – спросила Параска, ты меня видел несколько часов в жизни. Тебе что не о чем вспоминать?
– Я скоро уйду, – стал объяснять Вовка, – навсегда. В небытие. И меня буде мучить то, что я не понял в жизни. Тебя я не понял.
– А чего ты не понял?
– Почему ты наутро не позвонила. И пропала. Ведь это была такая ночь, самая необыкновенная у меня!
– У меня тоже, – тихо сказала Параска, – может быть лучшая ночь любви в моей жизни.
– Так ведь любви то и не случилось!
– Случилось. Не случилось секса! А на утро мог быть секс. И не было бы любви.
– Почему?
– Потому что после секса, часто любовь и заканчивается. Ведь все уже произошло. И чего еще ждать? Да ночь, знаешь ли, прошла. Утром все видишь в другом свете. Знаешь, а эта ночь осталась со мной. С такой силой, как ты тогда, меня никто ни до, ни после не любил! Спасибо тебе!
Помолчали. Дело давнее. Говорить больше было не о чем.
– Понял, – вздохнул, наконец, Вовка.– Ну, прощай, Параска!
– Я Жанна!
– Прощай, Жанна!
И улетел Вовка опять на облако.
Друг
Сидя на облаке, Вовка размышлял о том, что в принципе, он мог бы всех этих людей тайны, которых его мучили, облететь за один день. Время в его измерении растягивалось невероятно. Но все-таки на все про все ему давалось сорок дней и как-то лихорадочно хотелось увидеть и то и это. А что «то и это» он и сам не знал. Мешала сумасшедшая мысль, что через какое-то время, он все это больше никогда не увидит. А что такое никогда и что он будет вместо этого видеть, он не знал.
Внизу проплывала земля, люди спешили по своим делам, или сидели на скамейках в парках, мелькали автомобили, открывались и закрывались двери торговых центров, или просто подъезды домов. Жизнь шла. Как это она шла, когда его уже нет, он понять не мог. Вместе с ним должно было умереть и все, что эти сорок лет его окружало.
