– Вот деньги за… – Сергей забыл в каком номере он остановился и замер с открытым ртом, – на третьем этаже, номер, черт его, забыл. – Он покопался еще и достал пару лишних купюр. – Вот еще на чай, за то, что я забыл какой у меня там мать его номер. Всего доброго, прекрасная леди, я надеюсь это не последняя наша встреча милочка.
Администраторша все еще не понимала, что происходит, поскольку сонливость не ослабила былой хватки и не успела она опомниться как входная дверь отеля распахнулась, а тень Сергея стала медленно исчезать за ее пределами.
На улице Сергея встретил туман. Воздух был влажным, тревога усиливалась, а такси нигде не было видно и тем более была его досада, ведь он вовсе не помнил, где остановился. Сергей проклинал тот сон что смешался с похмельем, одаряя его тем двойным ударом забытия и дезориентированности что пробудил в нем тревогу, которая, не переставая душила его точно змея, завившаяся вместо шарфа вокруг его шеи. Он прекрасно понимал всю трагедию своего положения и всю комичность данной ситуации. Он мог с легкостью посмеяться над собой, разразиться хохотом и исступленно забить себя в грудь, закричать, застонать и заплакать, но перемена, произошедшая с ним, не позволила ему поддаться чувствам. После встречи с Наставником Сергей начал взирать на жизнь совершенно по-другому, но оставалось кое-что бывшее для него неразрешенным и это-то и являлось причиной тревоги и поспешности.
Безмятежность окутывала пространство без того мрачного города и там, где спокойствие сулит умиротворение, в северном же Петербурге обнаруживается страшным предзнаменованием. Постепенной чередой зарождался туман что расцветал точно букет цветов на солнечной долине, но там, где приходится мгла проступает и ночь тень которой подталкивает жителей в постели, как крыс по норам.
Город мгновенно приобрел свой излюбленный оттенок пепельной серости, который никак и нигде не проявляется столь часто и безукоризненно, как гость сумевший втереться в доверие своего хозяина или шут что достиг снисходительности короля туман правил двором пока жители мирно дремали на боках. Ночь, кажется, никогда не проявляла столь мрачные тона в своеобразном искусстве тьмы и тени и надо отдать ей должное тот мрак, что сгустился как нельзя кстати вписывался в контуры зданий и чрезмерно искусно вырисовывал те их детали, что были неприметны при свете дня.
Густая тьма заполняла собой все возможное. Полупрозрачный туман властвовал и правил на земле пока мирные граждане не ведали того, что вершиться за пределами их убежищ, а небеса были закрыты облаками, что сгустились, спустившись, кажется, на самую землю спутываясь с туманом. Облака окутывали уличные фонари, что светились ярко и приглушенно и свет что исходил лишь от фонарей, выделял тем самым краски, сверкавшие на полотне улиц.
