– Я сказала тебе, что беременна, а ты поднял меня на смех, идиот!
Угрюмов предпочел не отвечать.
– Сань, а тебе то это зачем? Я ж вижу, тебе вообще невмоготу тут сидеть. Ты с удовольствием убежал бы отсюда, но дал слово? А, скажи? Дал слово Светику? Дал, скажи?
Угрюмов с глумливыми интонациями обращался к своему бывшему другу, но тот не отвечал, только губы кривил.
Не останавливаемый никем Угрюмов, не меняя своего веселого тона:
– Ребята! Как я рад за вас! Мир вам да любовь! Берегите друг друга!
И вышел прочь, похохатывая.
Света выкрикнула вслед:
– Придурок! Всегда был придурком, им и остался! Чтоб ты сдох в мучениях!
Но последней реплики Угрюмов уже не слышал.
Саня сидел развалясь, невидящим глазом уставился куда-то в угол потолка.
– Ты то чего раскис?
– Вспомнил…
– Что ты вспомнил?
Саня улыбался, хотя и не меняя своего рассеянного взгляда.
– Вспомнил тот разговор, когда ты его послала…
– Это все, что ты вспомнил?
– Нет, не все… Ты тогда еще кое-что сказала. И то же самое, Свет! Вот ровно то же самое, той же фразой, тем же тоном ты сказала мне вчера ночью!
Санина улыбка сменилась на какую-то гримасу, даже глаза чуть увлажнились, дабы не уронить слезу, схватил стоящую перед ним рюмку водки и не касаясь губ, с высоты, как в юности залихватски вылил в гортань, забрызгав при этом и свой шикарный пиджак за тысячу долларов, и такой же прекрасный галстук, и лицо.
– Я не помню, что я сказала тебе ночью! Я много чего говорю по ночам!
Света нарочито тщательно артикулировала звуки, даже громче, чем следовало бы в общественном заведении, наблюдатели за соседними столами с усмешками оглядывали беседующую пару. Но его взгляд уже приобрел жесткость и осмысленность, с веселой, но чрезмерно веселой улыбкой стирал с лица облитое водкой лицо:
– Ты сказала ему тогда и сегодня мне: «почему ты меня не трахаешь? Если ты не будешь, то это будет делать кто-то другой». Ты сказала это так буднично, будто попросила стакан воды. Черт возьми… как пошло иногда всё повторяется…
– А ты не оглядывайся. А то в соляной столб превратишься.
НЕУСТРАНИМОЕ УСЛОВИЕ.
Если судить по колониальной архитектуре, дом выглядел гораздо старше двух веков. Стоял на громадном камне, почти скале, вросшей в землю, стесанной и выровненной неизвестными строителями, с вырубленными прямо в камне ступеньками, поднимающимися ко входу центральной части. Смотрелся столь капитально и солидно, что внушал уважение всякому, кто его видел впервые: первый этаж высотой более семи футов, сложен как крепость из толстых, тяжелых блоков розоватого песчаника, поблескивающего кварцем. Причем, это не просто облицовка камнем по-современному, кокетливо имитирующая большие обтесанные валуны, это настоящие громадины, на полях округи иногда еще попадались камни гораздо меньше, розовато-коричневого цвета, с вкраплениями кварца. Старинные строители так тщательно подогнали блоки друг к другу, что оставалось слегка непонятным: как они это сделали без цемента. В нескольких местах первого этажа оконные проемы с гладкими поверхностями по бокам: вероятно, в те мрачные рабовладельческие времена окна закрывались тяжелыми, коваными ставнями. Сейчас там просто веселенькие рамы из пластика, с ажурными алюминиевыми переплетениями, имитирующими решетки.
