Единственное, что получилось у родителей: место отсидки определили рядом с Норильском. В одной из близлежащих исправительных колоний для убийц.
Хотя Толик считается самым неразговорчивым в своем отряде, администрация учреждения относится к нему внимательно, учитывая статус папы. Не говоря о маме, она теперь самый деятельный общественник края, защищающий права осужденных, зэки колонии так и называют ее: мамой. И нет такой проблемы, за которую она не готова взяться.
Анатоль же на удивление равнодушен к маминой активности.
Только едва заметно улыбается на свиданиях с родителями.
Уголком рта.
На вопрос: "Может, тебе что-то нужно, сынок?" даже не отвечает.
Отворачивается.
СБЫВШАЯСЯ МЕЧТА ОДНОУХОГО БОБА
«Старый Джордж" так и не выполнил своего обещания.
Да и где ему? Георг II, потомок ганноверского дома, волею дурацкого случая взошедший на британский престол, уделял внимание вовсе не Лондону и Англии, королем которой являлся во многом формально, к вящему удовольствию британского парламента, проводя больше времени в Ганновере, чем в Лондоне.
Среди тех, кого понимал и кем умел управлять.
А попробовал бы он покомандовать нами, свободными британцами! Тут же получил бы по башке! Да и вообще: современная королевская власть хороша только тем, что не вмешивается в жизнь народа.
«Чем меньше короля в нашей жизни, тем лучше для короля», – любил говаривать Кромвель в начале своей славы и силы. Он хоть и был порядочным мясником, рубя головы направо и налево, но в этом остается прав.
Такое положение вещей устраивало всех. И британцев, получивших волю к самостоятельным действиям после печального правления королевы Анны, и «пивоваров», как называли в лондонских пабах нынешнюю королевскую династию из Германии, из Ганновера.
Прекрасное было времечко!
Реальная свобода делать так, как считаешь нужным! Без оглядки на Сент-Джеймс!»
Роберт Дженкинс, тяжело опираясь на подлокотники, поднялся со своего плетеного кресла: чертова подагра, вот уже двадцать последних лет мучала ноги и тело. И дух.
Ноги опухали, болели нещадно. Иногда хотелось принять яду, если болели колени. Когда опухали колени, это была самая страшная, самая мучительная сволочная боль.
Пошевелиться нельзя.
«Боже пошли мне смерть, пошли мне смерть» – шептали в бреду таких мучений губы Одноухого Боба. И только после трехдневного лежания, с минимальным шевелением, с глиняным судном под левой рукой, чтобы выпустить лишнюю влагу из пузыря, боль постепенно уходила и жизнь становилась нежной и симпатичной.
