Книжка валялась в куче мусора, раскрытая и какая-то беспомощная. Вероятно, кто-то из офицеров военного городка переезжал, и, не желая брать на новое место жительства старый хлам, выбросил поношенные тряпки, куклы, детские игрушки, подшивку газеты «Правда», старые кухонные кастрюли-сковородки, широкие, на пуговицах подтяжки и прочую лабуду, которая скапливается на антресолях.
И эту книжку, а она выглядела практически новой, читанной только вначале: по всему, хозяину или хозяйке автор не понравился.
Брать что-либо из мусора считалось западло, не по-пацански, но Шурик оглянулся, никого не заметил и быстро завернул книжку в клочок бумаги.
А сейчас читал и думал о том, какими поразительными по богатству внутреннего мира бывают находки в мусорных кучах.
Чтение закончил аккурат к шестичасовому подъему ― оставалось еще половина книги.
Димон пришел к утру, опасно качался из стороны в сторону, будучи «нарытым», что-то бурчал недовольно про «хрен ей, а не женитьбу», быстро захрапел, а Саня пошел в гараж.
Этот день армейской службы гудел и нудел так же гадко, как и вчера: подрядчик-подполковник целый день ругался, постоянно кричал ему что-то, едва различимое сквозь рев мотора, скорее всего нецензурное. Александру приходилось исполнять его дурацкие капризы-приказы: тщательно ровнял будущую строительную площадку на грейдере.
С интересом думал, как выдержит рабочий день с двухчасовым сном? Когда вырубится?
Этого же просто невероятно! Чтобы солдат, спавший два часа, и работающий потом целый день, не захотел спать к обеду? После вчерашнего короткого сна?
Но спать, между тем, вовсе не хотелось… Чувствовал себя прекрасно, хотя к вечеру и слегка утомился.
Думал вздремнуть в автобусе, но, к удивлению, и тут сон не шел.
К вечеру ситуация повторилась, хотя и по-другому: у «бугра», их старшего сержанта, был день рождения, а отказаться нельзя, – обидится. Шурик отпил немного водки из стакана, наполнить его по новой собутыльники даже не предлагали, давно уже знали, что Саня Колесов пьет только одну рюмку за всю пьянку, непреклонно отказывается «обновить бокальчик», и переубедить его в этом совершенно невозможно: если пьяный базар становится чересчур настойчивым ―молча встает и уходит. Потому и не приставали.
Долго слушал рассказы о предстоящей жизни «на гражданке», о планах, о бабах-суках, о крутых тачках, которые будут обязательно куплены после службы в армии. Слушал, но параллельно думал об Брайдсхейде, о почти фантастических для паренька из глухой тайги английских поместьях, описанных язвительным пером блистательного Во. Отношения героев казались сказочными и недостижимыми. Иногда взглядом возвращался в действительность, к стакану дешевой водки, к колбасе, нарезанной крупно, лежащей в толстой серой бумаге на металлическом сварном табурете, к рядом стоящим кирзовым сапогам, источавшим запахи портянок.
