Светлые дебри | страница 48
– Ай, сынок, ты такие вопросы задаешь!
– Мам, да это простые вопросы, скажи честно: ведь я появился на свет фактически тогда, когда папин сперматозоид достиг твоей яйцеклетки? То есть после эякуляции?
– Ну… да, наверное! А почему ты завел этот дурацкий разговор?!
– Я хочу понять.
– Что понять?
– Я хочу понять: что за праздник этот идиотский – день рождения.
– Почему идиотский?
– Ну не знаю, почему. Прикинь, муттер: когда я крутился в твоем животе за пять минут до рождения, то через пять минут я ничем не отличался от меня самого же, когда я сам начал дышать!
– Ну… в принципе да!
– Тогда получается, что день рождения – это день первого самостоятельного вздоха,
не более того! Ну, по смыслу!
– Наверное! Но ведь все празднуют день рождения!
– Да пусть празднуют. Но получается, что с рождением жизнь не началась, с
рождением она продолжилась, но в другом качестве.
– Да, получается…
Мать была слегка обескуражена: она не понимала смысла этого разговора.
– Тогда что люди празднуют? Это же не начало новой жизни, а только продолжение
той жизни, начатой девять месяцев назад!
– Тьфу на тебя! Совсем мне голову заморочил!
– Мамелла, я хочу сказать, что праздновать надо не момент рождения, а момент зачатия. Тот самый момент, когда ты вместе с папенькой моим испытала полет чувств! Вот это надо праздновать! Именно это начало новой жизни, а не дурацкое вылезание на свет божий!
Главное было достигнуто: вечная тема женитьбы переведена на более нейтральную. Теперь мать станет усиленно размышлять: стоит ли праздновать день зачатия.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
Юноша впервые увидел море!
Не просто Черное море, а море вообще.
Хотя и рос до пятнадцати лет в глухой деревне Читинской области, а ни разу даже Байкала не видел. А до Байкала от их деревеньки всего-то сотня километров.
Пацаны-сверстники, бывавшие там, рассказывали с восторгом об огромных рыбинах, которых они вылавливали из озера вместе со взрослыми. Точнее, это взрослые мужики вылавливали, недоросли только ели восхитительных омулей, копченых или в ухе. Такой вкуснючей рыбы не водилось в их вонючей деревенской речке, испоганенной каким-то «номерным» заводом, располагавшимся выше по течению. Военные периодически сбрасывали химическую дрянь в единственный открытый водоем. Речка эта впадала в Ангару, стало быть, в Байкал ничего не попадало. Временами в речке исчезала вся живность, потом по каким-то неведомым причинам примерно за пару лет восстанавливалась. Впрочем, кроме маленьких ершей, да пескарей, вкупе с лягушками, в речке и не плавало ничего стоящего. Но деды на завалинке рассказывали об осетрах, в старину заходивших на нерест.