Однажды в конце осени лорд Крамс пришел в неурочное время. Я давно подозревала, что изредка он проверяет, как я выполняю два его требования. Меня это ничуть не расстроило — скрывать мне было нечего, а любви, которая подразумевает доверие, у нас не было.
Я возилась в кухне с очередной партией жаропонижающего, когда он появился с другой стороны стола, открыв дверь своим ключом. Его бровь недоуменно приподнялась, когда он увидел "уродцев" в ящике с опилками. — Мадлен? Неужели я выделяю вам недостаточно средств, что вы принялись искать заработок? И кому, позвольте спросить, пойдет это… хм… это странное качество?
Я подняла на лоб гоглы, которые использовала всякий раз при варке магических зелий. Никогда не знаешь, что пойдет не так, и я уже залечивала ожог у глаза в академии. Вытерев руки о полотенце я развязала фартук и повесила его на крючок, сняла перчатки и взяла в руки одно из своих произведений. — Я не зарабатываю на этом, лорд Крамс. Госпожа Тиртан занимается благотворительностью в бедных кварталах. Она раздаст лекарства бесплатно тем, кому тяжело потратить даже два медяка. Думаю, этим людям все равно, как выглядит спасение. — О. Благотворительность? — и снова это знакомое выражение ценителя прекрасного. — Вы даже интереснее, чем я предполагал, Мадлен. Прошу прощения, повторите еще раз имя этой госпожи. По долгу службы я должен навести справки.
Через месяц, когда снег тонким слоем укрыл газоны и крыши домов, лорд Крамс повел меня на выставку "Странников" — группы молодых художников, которые ездили по провинциальным городкам и селениям и переносили на полотна жизнь простого люда. Мы осматривали картину, изображающую поселян, прилегших отдыхать у повозки, как услышали пронзительный крик. — Это возмутительно! — кричала леди Бурнид. — Возмутительно! Как они смеют!
Я подошла посмотреть, что же так разъярило жену владельца мануфактур. На картине изображалась толпа на дороге. Я не увидела в картине ничего, что могло бы вызвать такую бурю чувств: поселяне выглядели обыкновенно, кто-то в рубахе с узорчатой каймой, кто-то в обносках, большинство в обыкновенных для селян простых замызганных одеждах разной степени поношенности. Судя по корзинам и обозу позади, люди шли на ярмарку. Ах, вот оно что — я не сразу заметила, что в углу огромной картины стражник замахивался на кого-то кнутом. — Увы, дозорные бывают весьма несдержаны. — Что? О чем вы, госпожа Мулинн? Ах, это… это еще более возмутительно! Так клеветать на наших защитников! А эта убогая толпа уродов… разве так выглядят поселяне? Этому… — леди попыталась выбрать выражение поприличнее, но, видно, не смогла, — этому мазиле стоило поучиться у господина Гейнсо. Вот где красота! У нас висят две его картины, — леди горделиво вскинула подбородок и повернулась к изображению поселян спиной. — Это настоящее искусство, вы непременно должны их увидеть, и тогда обязательно со мной согласитесь. На одной, — принялась рассказывать леди Бурнид, — милые поселянки с кувшинами у ручья. Какие краски, какие узоры на платьях, какие чистые лица! На другой поселяне работают в поле и выглядят, должна вам сказать, чисто, опрятно, хоть и в простых белых рубахах. А эти… — леди глянула на картину через плечо и сморщила нос. — Эти будто из канавы выползли. Где он нашел натурщиков, в ближайшем кабаке? Разве можно так очернять жизнь?
