– С дуба рухнула, дуреха? Какую полицию? Чтобы про нас все говорили, какой мы неблагополучный подъезд? Где твой телефон? – Елизавета Ивановна вся покраснела от таких известий.
– Да вот же он – смиренная христианка показала простейший «Nokia», который староста подъезда с остервенением вырвала из рук и разбила о лестничную площадку.
– То-то же. Брысь отсюда, и не вздумай полицейским показываться. Не дай бог слухи пойдут, не дай бог…
Уже на следующий день Елизавета Ивановна двинулась на работу. Отпуск кончился, и как назло майское солнце снова выбралось из заточения. Теперь однако же его застилали не серые облака, а мерзкий смог и дым заводских труб. Фабрики росли вокруг новостроек как грибы, и Перепелкина радовалась, что правительство заботится о рабочих местах и доступной продукции для простых людей. Единственное, что ее, пожалуй, смущало, так это то, какой вред могут нанести все эти производства ее садику-огородику. Она даже думала прийти с инспекцией, но отложила это дело в долгий ящик, как и многие. Спускаясь по лестнице, она обнаружила, что на двери семинаристки Лидочки, как и на двери студента Аркадия, висит большой черный квадрат. Остановившись подле нее, Перепелкина задумалась. Женщина стояла несколько минут тупо, в каком-то оцепенении всматриваясь в черноту, которая и манила, и пугала. Во всей этой темной фигуре она будто видела всю жизнь, и на минуту ей показалось, что квадраты на дверях, появляющиеся все чаще и чаще, становятся больше. Квадрат засасывал, поглощал все самое лучшее, превращая ангельски чистые помыслы и благие в идеи в ничтожную пустоту. От таких непривычных мыслей у Елизаветы Ивановны даже закружилась голова, а потому она выпила нужную таблеточку и зашагала дальше.
«Зачем лезть в чужую жизнь? Женка Пашки тоже хороша, ведь знала за кого идёт. По мне так лучше тогда одной быть, если характера нет» – думала Перепелкина, огибая колдобины в ее дворе, переполненные грязной водой после дождя. Ее вечно праздничный внешний вид постоянно контрастировал с окружающей серостью, отчего красные и желтые платьица даже раздражали некоторых австралопитеков. На работе она набросала планы на ближайшие выходные. Женщина затеяла генеральную уборку; поборник чистоты, она просто не могла терпеть грязь и пыль, что не мешало ей однако закрывать глаза на художества подростков в подъезде, облеванные перилла и грязные ступеньки лестниц. «Главой» подъезда она была лишь до тех самых пор, пока речь не заходила о коллективной уборке. Вообще, честно говоря, мало кто задумывался о том, чтобы облагородить общее пространство. Общее – значит «ничейное». Мысль эта укоренилась в сознании большинства людей. Но и среди них находились особенно отличающиеся. Перепелкина, к примеру, принадлежала к тому типу людей, которые не обращают внимание на уродство и убожество окружающего их мира. Всю нравственную чистоту и эстетику они вынашивали в собственных душах и предлагали именно душами, а не мозгами смотреть на мир вокруг. Уж очень такие блаженные, в хорошем смысле слова, походили не героев сентиментальной прозы.
