А слесарь Палыч в первый вечер не пришел. Потом он приходил часто, но обученные мной первокурсники театрального отделения вполне умело забалтывали его, и, ломая телом кусты, он уходил домой, обещая прийти завтра и устроить, наконец, городским настоящий блицкриг.
Всякая тирания лишь тогда чего-нибудь стоит, когда посредине жестокого правления устраивает для своего народа праздник, дабы миряне громким пением, ритмичными телодвижениями под звуки музыкальных инструментов, созерцанием нехитрых зрелищ, участием в подвижных забавах избавлялись от накопившегося озлобления, наполняя свободное место неожиданной порцией любви и уважения к своему управителю.
Завтра за нами придут автобусы, а сегодня вечером у нас дембельский праздник. Я предложил «созерцание нехитрых зрелищ», например, меня бы очень устроила спокойная развивающая игра в города на семьдесят человек, но радостные студенты решили устроить конкурс привидений под названием «Глюк 86».
Заглянувший днем Палыч опять было завел старую песню, что любит нас уже как родных, но просто обязан вечером устроить напоследок кровопролитие. Узнав, что у нас в плане не танцы, а конкурс привидений, он неожиданно разволновался. Оказалось, что он давно мечтает показать на большой публике очень страшное привидение, которое называется «человек повешался». Нарушить свои правила и впустить в школу после заката самого страшного аборигена района… Может быть, это и разумно, может быть вовлеченность в общее действо и его трезвое состояние помогут нам пережить и этот вечер?
После позднего прощального ужина, когда все ушли готовиться к ночному шабашу в мое окно постучали. Под окном стоял Палыч. Мы долго, стараясь не производить шума, затаскивали в мою комнату через окно нечеловеческих размеров деревянную стремянку. Самогонный креатив слесаря заключался в том, что он должен был висеть в проеме этой царь-стремянки с большой веревочной петлей на шее и покачиваться при этом, изображая безнадежно мертвого человека. Под курткой у Палыча была специально изготовленная страховочная сбруя скрытого ношения, которая и должна была удерживать его в воздухе. Палыч показал мне, как он закроет глаза, высунет набок язык. Я сказал ему, что это самое страшное, что я видел в жизни до этого вечера. Еще я спросил его, отчего у него оттопырены карманы. Оказалось, что в карманах у него лежат флаконы с лосьоном «Розовая вода» – как же на трезвую такой номер показывать? Мы договорились, что когда все пройдут в столовую, я проведу его со стремянкой в боковой коридор, и там его никто не будет видеть до нужного момента, но он должен быть наготове. На том и порешили. Через час, когда все собрались в столовой, я вывел его в боковой коридор. Палыч был уже пьяный от двух флаконов розового лосьона, но вполне мне вменял.
