– Когда я вернусь, мы пойдем к ним за автографом?
Великанов не предполагал, что у меня ровно минуту назад родился замечательный, нет, гениальный для моего возраста план.
– Он сам к нам придет! Рассказываю. Они едят и пьют, и из этого вытекает что?
Наверное Великанов больше моего устал от безумного дежурства, потому что он хлопал глазами и тупо повторял концы моих фраз.
– Вытекает что?
– Они вкусно и много едят и пьют, что будет потом? – спросил я еще раз Великанова.
– Что будет потом? Наверно, они бухие упадут под стол.
Великанов пытался еще думать, но времени у нас на это не было.
– Они захотят в туалет. Мужчины чаще хотят в туалет, значит, и космонавт Попович обязательно пойдет.
Тут нужно объяснить читателю, что канализационной системы в нашем лагере не было. Деревянные многоочковые и не очень сортиры были разбросаны по всей территории, у каждого отряда, у столовой, у клуба. Соответственно, был небольшой двухдверный сортир и рядом с палисадником.
Великанов, наконец, понял мой план и побежал в отряд на раздобычу достойной бумаги.
Не прошло и минуты, как убежал Великанов, а на крыльце коттеджа появился предположительно тот человек, ради которого мы уже столько часов терпели различные страсти.
Фильм «Семнадцать мгновений весны» вышел в прокат этим летом, поэтому я имею моральное право привести цитату: «Никогда Штирлиц не был так близок к провалу».
Вот он, не замечая меня, проходит калитку, тут бы и подойти к нему с просьбой, только нет у меня бумаги, и вся затея накрывается медным тазом.
Прошлой зимой мой отец вместе с актером Николаем Сличенко был в командировке под Архангельском. На улице к Сличенко подбежали два полярных летчика и попросили автограф. Фото актера и певца под рукой не было, но летчиков это и не смутило. Они протянули ему свои летные книжки. Будучи людьми воспитанными, они попросили и моего отца – неизвестного широкому миру критика из Минкульта – оставить свой росчерк.
У меня нет летной книжки, у меня нет книжки пионера, у меня есть фантик от молочной ириски, но он маленький, не белый и вощеный…
Когда за предположительно космонавтом Поповичем закрылась деревянная дверь, я, стараясь не производить шума, подбежал к сортиру и вошел в дверь соседнюю. Выставляя вперед руки, я в слабом свете от уличного фонаря, в темноте пытался нащупать на стенах или на двери деревянный лоток с бумагой. Только бы найти этот лоток побыстрее, только бы этот лоток был не пустой! За дощатой перегородкой предполагаемый космонавт Попович шумно расставался с избытками влаги, а потому не мог слышать, как стучит от напряжения мое пионерское сердце. Не мог он и предположить, какие гуманитарные страсти имеют место быть рядом с ним на расстоянии неполного полуметра.
