Как Перес и обещал, на второй день после операции, он повез меня в радиорубку, для сеанса связи с Землей. Я чувствовал что вполне могу сам доехать до радиоузла, но Перес настоял на том, чтобы сопровождать меня туда и обратно на этом пути. Он мотивировал это тем, что хотел помочь мне с креслом, обращаться с которым я еще не приноровился. Но на самом деле, по инструкции я считался потенциально опасным объектом на базе, и все мои перемещения должны были отслеживаться.
Это было с одной стороны формальностью, но я чувствовал, что ко мне относятся с опаской, правила нарушать никто не хотел. За прошедшие дни все, кроме Селиванова, что был на орбите, проведали меня в медблоке. И все они чувствовали себя немного неловко.
Раджич и Гарсон, старательно делали вид, что ничего не произошло. Раджич сказал мне, что Фрам решил «отрезать гнилую поросль» пораньше и отправит его домой вместе со мной. Фрам, со слов Раджича, сообщил агентству о том, что экспедиционные работы приостановлены до конца смены. Из-за моей травмы и фактического отстранения Раджича просто некому вести полевые работы. Поэтому он и отправит Раджича вместе со мной за компанию, от греха подальше, раз уж представился такой благодатный повод. А на Земле сейчас агентство ломало голову, чем же занять пять человек до конца смены. Но, как говорит Гарсон, в таких случаях обычно приходит распоряжение заняться «ремонтно-уборочными работами» и все бьют баклуши до конца смены.
Раджич не верил что у меня «слетел вентиль», и считал, что я удачно пройду медкомиссию после лечения и вернусь. Свои же перспективы он оценивал куда более пессимистично: «Я старый, Алекс. Я не обкололся обезболивающим и разбил шлем, я влез в драку и бросался на людей, кактеперь выясняется. Лечить меня вроде не надо, но переведут туда, где спокойно и тихо, чтобы передохнул. Там внимательно посмотрят, как себя вести буду, если плохо – спишут. Но плевать на все я хотел и не буду под их дудку плясать».
В этом был весь Раджич. Отличный технический специалист, отовсюду получающий негативные рекомендации относительно работы в команде. Однако до выговора и отстранения он докатился впервые, но его это видимо не остановит.
Гарсон же стал ко мне даже более расположенным, чем за все время, проведенное на Япете. Гарсон был в том месте, куда я провалился, и по его словам, если бы на первом сроке он упал в эту пещеру, то наверно не сумел и столько протянуть. Опытный Гарсон признавал, что опоздай он на три-четыре часа, тогда я, верное дело, уже покончил бы с собой. «Но все обошлось, еще полетаешь. Помнишь про Ио? Ты обещал!» – так подбадривал меня Гарсон.
