Нам теперь было не так-то просто выводить грузы на орбиту в отсутствии станции. Придется поднимать спутник, у которого не самая большая грузоподъемность. Времянка, это предел его мощности, больше он тянуть просто не мог, а времянка изготавливалась из легких материалов, и весила как вездеход. Он будет на орбите ждать межпланетник, тот попытается подобрать спутник, разгрузить и отправить домой. На словах просто, а вот на деле межпланетники очень плохо управлялись вблизи планет, даже к большой станции они стыковались далеко не всегда с первого раза, что уж говорить о маленьком спутнике, который надо было ловить магнитным захватом и тянуть в трюм. Получалось раза с десятого при хорошем везении. Что испытывал при этом человек в спутнике рассказывать, думаю, будет излишним. Представляя, что нам надо на спутнике тащить на орбиту кучу образцов пород и аппаратуры и столько же забирать, всем становилось плохо.
Станция наполнялась грузом постепенно, по ходу смены, и межпланетник проводил разгрузку-погрузку где-то за сутки. Здесь же лишенные такого грузового буфера, мы обречены были в течение двух недель заниматься исключительно грузами. Да и станция, упав, похоронила в своих обломках много нужных вещей, что мы уже успели на нее переправить. Придется отправлять спутник смотреть место крушения и если там осталось что-то ценное, сбрасывать времянку и ехать за всем этим добром. А Бернар от перспективы побыть пилотом, тем более скидывать времянки бледнел и глубоко уходил в себя.
В общем, все предвкушали тяжелые недели, да бранным словом поминали Селиванова, что сидел запертым в каюте, доступ туда имели только Фрам и Перес. Каждый имел свое мнение на счет произошедших событий. Фрам упорно продвигал идею о том, что Селиванов ошибся, и все это как-то связано с переутомлением и после лечения Артем будет в порядке. Перес в случайность не верил и считал, что Селиванов хотел что-то сделать на станции, что-то вроде «Я же отличный пилот, надо провести проверку все ли тут работает!», но пожилая станция не ответила должным образом на эти испытания и развалилась.
Гарсон считал, что Селиванов не настолько честолюбив и считал, что Селиванову что-то помешало действовать нормально. Что-то что может напугать даже такого опытного летчика. И напугать на столько что он сейчас был согласен сидеть в заключении как вредитель, лишь бы не рассказывать.
У Бернара была теория неисправности. Он считал, что на станции был поврежден не только этот трубопровод, но и что-то еще. Например, центральный компьютер уже был неисправен, он был в предынфарктном состоянии и вполне мог случайно включить подачу топлива. А действия Селиванова просто совпали по времени. Бернар вполне допускал, что Селиванов делал все верно. Но теперь ему не хватило крепости духа в это поверить.
