Прыгнуть бы, да нельзя: соцустановки. Взлететь бы, да не получится: соцстрахование. Всё смогу, всё остановлю для себя, буду в обеденном наслаждении куриться над этой задачливой простотой, пока не наступит пора уйти. Только сон и будет помощником в фантазийностях полётов, а на большее я не согласен: слишком человечно.
А вот город детства настолько велик, что приходится ехать на автобусе целых полчаса. Разве это не самое большое место на планетке? В нём есть всё, даже рынок, который не обойти просто так за день, вокзал, где потолок так возвысился, что никакой лестницы вверх, ведущей вниз, не хватит. Это сейчас, конечно, всё умудрилось зачем-то уменьшиться, пропала магия размаха. Нынче это родной и спокойный полугород-полудеревня, ничего в нём особенного, но всё до боли близкое, красивое и никакое не громадное. Дети против любых теоретизированных восприятий пространства, дорогие физики! Даже выключившийся и застеленный будто сам по себе телевизор у одной бабушки, у которой Павлик был в гостях, создавал эффект всемогущего и невидимого хозяина положения, владевшего всеми домами его знакомого мира.
чудесные ли годы…doc
Официально признано и задокументировано: стоит произнести любой учебный предмет вслух, как вспоминается школа.
(Доктор Павел *** (не доктор)).
Ох уж эти упорные отмывания тела паренька дрожащим утром в холодноватый первосентябрь около алюминиевого бидона для молока, первые свежесорванные тюльпаны со слезами-росой и волнения, парты и портфели, книжки, палец вместо ластика, кто-то плохой и хороший. Но все больше не в детсадовской свободной одёжке, а в костюмчиках и платьицах. А у Павлика – так, штанишки, рубашка, жилеточка, чтоб не отставать от других. А ещё желание немного обособиться, струсить перед общением с одноклассным товарищем и нахмуриться на общешкольном фото. И как сказать, кто тут в чём виноват? А вот школьник Пашка знал о всяких фигурках, которые ему ставят в дневничок: от них улыбается папка, хвалится перед кем-то, гордится. Похвала-пахлава жадно набрасывалась на душу. Где ты делась, чёртова память, если наградила меня только весенним отрывком около калитки, где папа смеётся над удачной шуткой и из-за моей отметки? – подумал теперь не мальчишка. Он такой красивый, самый добрый отец из всех воспоминаний и вообще не строгий с этими смешинками в глазах, отчаянно-русыми усами и оранжевыми грубыми ладонями.
Рядом трёхного скачет общесемейная собака Арлек, преданный друг первоклассника. Настоящий ветеран собачьей жизни, перенёсший войну со своим хозяином пёс. Приучен быть безотказной машиной не-смерти, живым механизмом, терпевшим боль в своих глазах от тыкавших пальчиков Виолки. Только визг расползается возле скамейки, а кобель ни шагу не сделает, не укусит и не зарычит. Выдающееся чёрношёрстное животное. Любую операцию выдержит, наверно.
