К барским любопытным взглядам Петр привык, но взгляд князя был не просто любопытным. Была в нем и какая-то отчаянная надежда, которую мгновенно отметил Петр, привычно кланяясь и останавливаясь у дверей.
Князь сделал знак рукой слуге, и тот бесшумно исчез.
— Подойди ближе, — мягко прозвучал голос князя.
Петр подошел.
— Я много слышал о тебе, Петр, и не буду задавать лишних вопросов. Вопрос один: мой шестилетний сын от рождения страдает тяжелой болезнью. В народе зовется она падучей. В медицинских книгах — эпилепсией. Знаешь ли ты эту болезнь?
— Знаю, ваше сиятельство.
— Можешь ты вылечить сына?
— Для того чтобы ответить вам, ваше сиятельство, на этот вопрос, мне нужно поглядеть на вашего сына.
— Осмотреть его?
— Нет. Осматривать его я не буду. Верю, что болезнь определена верно. Да ее и невозможно спутать с другими болезнями. Но мне нужно… не знаю, как сказать это вам… Нужно в душе почувствовать отношение к вашему сыну… Нужно знать, как он отнесется ко мне. Это очень важно.
Князь взял со стола колокольчик. Серебряный язычок мелодично ударил в серебряную стенку.
Открылась боковая дверь. Появился добродушный толстяк в ливрее, с седыми редкими бакенбардами и с тускло-голубыми старческими глазами.
— Приведите молодого князя.
Толстяк поклонился, попятился и скрылся за дверью.
Через некоторое время в комнате появился худенький мальчик с хорошеньким бледным личиком, с задумчивыми черными глазами, не по-детски серьезными и даже строгими. Он что-то сказал по-французски отцу и внимательно поглядел на Петра.
Князь привлек мальчика к себе, поцеловал в русую головку.
Ребенок вдруг высвободился от отца и смело подошел к Петру. Он остановился подле него и широко открытыми глазами долго глядел в его лицо, так долго, как это умеют дети, а потом спросил по-русски (он понял, видно, что перед ним не барин, а слуга, с которым не разговаривают на французском языке):
— Тебя как зовут? Ты ко мне пришел?
Петр не знал, как назвать себя. В деревне он сказал бы — дядя Петя. А здесь не положено.
— Зовут меня Петром.
— У меня в комнате икона святого Петра висит, — задумчиво сказал мальчик.
И ни отец, ни Петр не улыбнулись.
Петр опять был в затруднении — как называть ребенка, ведь здесь так нелепо с детских лет его величали «сиятельством».
— Ваше сиятельство, а вас как зовут?
— Меня? Аличка. Без всяких «сиятельств». Просто Аличка. Хорошо? Ты мне очень, очень понравился. Ты немного походишь на икону святого Петра. Сядь вон в то кресло, а я залезу к тебе на колени. Хорошо?
