– Только вы? А как компетентные органы считают? Я к тому: будут ли нас ещё дёргать?
Ву задумчиво мочил губы в виски, иногда дотрагиваясь до него языком. Пить такой благородный напиток глотками он считал неуважением и к нему, и к тем талантливым людям, которые произвели его на свет.
– Если честно, то никому ничего непонятно, вот только вас зря потревожили – это факт. Надо проверять… А кого – на то полиция есть. Моё дело – чтобы в фильме, когда его сниму, этого скульптора красиво нашли. И это, конечно же – не вы!
– Вы правы: у вас дела творческие, а я с криминалом лезу. Как напиток? Почти не пьёте, не понравился?
– Да разве такую прелесть можно пить? Её можно только дегустировать, наблюдая, как янтарный свет переливается в стакане, а лёгкий аромат щекочет и ласкает обоняние… И только потом губы касаются жидкости, покрываясь тоненькой плёночкой пьянящего напитка, пьянящего не от алкоголя, а от великолепия букета, погружая в размышления: надо ли фантастической жидкости продолжать свой путь, стоит ли ей зна комиться с остальными частями тела?
– Просто браво! Вот что значит творческая личность! Как описал простое алкогольное возлияние! А как похвалил хозяина через его питьё! Учись, сынок! Не гость, а подарок! Господин Вуалов, всегда рад принимать вас в своём доме!
– Весьма приятно! – Ву церемонно наклонил голову, а про себя подумал: «Важно, чтобы количество моих входов в этот дом равнялось количеству выходов. Уж очень не хочется стать очередной скульптурой боди-абстракционизма. А то, что живая скульптура убежала отсюда – у него сомнений не было. Хотя откуда такая уверенность образовалась – он сказать не мог.
Глава 5. Кот ждёт звонка. Его дети. Его мысли
«Пиковая» калитка захлопнулась, разделив друзей, и Кот не видел ни единой возможности оказаться с той стороны этой злополучной калитки. Конечно, он не бросил друга – так было задумано, только Ву мог что-то разузнать в этой бело-чёрной крепости – но всё же на душе майора было неспокойно. Сейчас, всё что он мог – это ждать, не отключая телефон даже на свой знаменитый «детский час».
После насыщенного трудового дня мужчины расслаблялись по-разному: кто в баре, повышая свой градус жизни, кто в стрип-клубе, чувствуя себя хозяином жизни, кто дома принимал на грудь 100, а то и 200 грамм под горячий ужин жены…
Майор же, придя домой, наскоро принимал душ и, даже не заходя на кухню, шёл к детям. Преображаясь прямо с порога то в лошадку, то в страшного-престрашного Бармалея. Безусловно, эти образы менялись вместе со взрослением детей. И в конце концов остался один – «Папа – лучший друг». Мир вокруг этой комнаты переставал существовать для майора – только два любимых комочка счастья, которые с каждым годом увеличивались в размере и счастья, и роста.
