– Ну что ты родиночка, – старушка ласково гладила его взлохмаченные после сна волосы. – Хочешь, капустки возьми, за так. Что же вы все молодые таки горемычные, – бабка вздохнула. А Иван, поднявшись с колен, не замечая больше никого, побрел домой, сжимая в руках подаренный бабкой зеленый вилочек капусты, безнадежно пытаясь вспомнить то название города, то лабиринты улиц, которыми вела его Эльга, в его незавершенном сне, купленном наполовину…
ВОТ ТАКИЕ СТРАННЫЕ СКАЗКИ рассказывал мой учитель русского языка и литературы. Его смерть, как и жизнь не была похожа на сказку. Про его жизнь я знал меньше, чем про его смерть. Даже имя его незримо стерлось из памяти, осталось лишь прозвище, данное ему нами – такими милыми в своей непосредственности и такими жестокими детьми, КИНГ-КОНГ. Большая обезьяна… Мне было тогда всего двенадцать лет, и я мало понимал взрослые разговоры, откровенно мне было на них наплевать, но все что говорилось про КИНГ-КОНГА, было для меня вовсе не безразлично.
– Его жизнь – череда потерь, – произносила громким шепотом учительница истории Эмма Поликарповна Друль, поправляя на своем мясистом носу узкие очки в серебристой оправе.
– Ох, если бы не эти шрамы, – томно вздыхала наша певичка, теребя кудрявый черненый локон на своей пухлогубой, большеглазой головке, Ниночка – учитель пения. По этой красивой легкомысленной особе вздыхали все ученики старших классов нашей, довольно средней школы. Мне было всего двенадцать, и я еще так мало понимал этот мир, но чувствовал, что даже в этом мире, где все взрослые лгут, а дети ничего не понимают, есть что-то настоящее…, и сколько лет тому, кого хочется назвать другом, совершенно неважно.
Почему я считал Кинг-Конга своим другом?
Вряд ли это легко объяснить… Это, и не нужно объяснять. Просто друг, ты это знаешь, и он это знает. Вы равны. Как я мечтал, чтобы он был моим отцом, кажется, он то же хотел, чтобы у него, когда – ни – будь, был сын, такой как я…
– У тебя все будет хорошо, Кирюша…
Настоящий друг, это когда тебе плохо, он рядом, когда тебе хорошо, ты хочешь поделиться с ним этой радостью. Когда его нет рядом, ты все равно знаешь, что он есть, твой друг. Таким человеком, для меня был Кинг-Конг.
Когда я узнал о его смерти, то не поверил, просто не хотел верить. Тогда мне стукнуло семнадцать, я уже многое понимал, но, это вовсе не значит, что хотел принимать, этот мир таким, каков он есть.
Дело было так… В нашу школу привезли две тонны оконных стекол для капитального ремонта, и конечно же ни какие районовские сметы не учитывали грузчиков, для того, чтобы это самое стекло разгрузить. Тогда, в нашей довольно средней школе, главенствовала сильно пьющая директриса, попавшая на столь ответственный пост то ли случайно, то ли в качестве наказания, понижением с ведущей партийной должности. Эта неопрятная женщина с вечными кругами у глаз, приказала отправить на разгрузку стекла школьников младших классов, а наш учитель русского и литературы, Кинг-Конг, в силу тонкости и хрупкости своего душевного мира, не мог позволить свершится столь вопиющей несбалансированности реалий, поэтому решил сам лично выгрузить – все две тонны чертово оконного стекла…
