– Что такое, почему ты не едешь?
Я еле удерживался от того, чтобы не улыбнуться, думая про себя, что, «пожалуй, ее свежекупленная старая тачка, возможно, просто простыла», «попробуй поездить в такой – то дождь».
– Ну, все, приехали, и прямо посреди дороги…
– Подожди немного, может ее просто не надо ругать и она поедет…
– Ага, посредине дороги, – Юю закурила. – Я тебе не мешаю?
– Чем?
– Ну, курю…
– Знаешь, я привык к курящим женщинам.
– Понятно…, – Юю замолчала, а я размышлял над ее этим самым «понятно…», – «интересно, чего такого она вообразила? Может, что моя очередная … девушка курит…».
– Слушай, давай еще раз попробуем.
– Что? – она только очнулась от своих размышлений, и пока, кажется, ничего не понимала.
– Машину, попробуем еще раз завести машину. Юю попробовала, и ее «Шевроле» наконец тронулся, правда, лишь для того, чтобы съехать к обочине, там хотя бы мы никому не мешали.
– Давай еще немного посидим, – предложила Юю, правда сама при этом, открыв дверь машины, вышла под дождь.
– Ты куда, – я рванулся за ней. Юю с задумчивым видом смотрела на свой «Шевроле», а я на нее. – Прости, я в этих машинах совершенно ничего не понимаю. А ты?
– Я то же. Зачем вылез, пошли в машину.
Какое-то время мы сидели и просто молчали, а затем она начала рассказывать, как живет. Не знаю, нужен ли был ей для этого именно я… Скорее всего Юю, просто давно, хотелось выговориться… кому-то, кому не безразличны ее проблемы. А я понял, что действительно переживаю за нее. Уже не злюсь, все так же продолжаю любить, но где-то в самой моей глубине появилась ледяная пленка (она еще не скоро станет стеной), но уже сейчас не дает действительно вспыхнуть, если раньше моя к ней любовь была подобно огню, то сейчас просто тепло. Мне все еще было с нею тепло… – «И знаешь, чтобы пережить миллионы зим вместе, не нужен пожар. – «Наверное, просто старею…».
– Ладно, забудь! Куда едем? – Юю, пробовала улыбаться, и по – моему, у нее это получилось. – Ну, куда?
– Куда захочешь?
– Я не знаю.
– Давай поедем есть Далму. Это такие маленькие голубцы в виноградном листе, их подают в чесночном соусе, очень вкусно, – я все еще смотрел, как она улыбается, и не мог оторваться от предчувствия, что нужно спешить жить. Настоящего счастья мало в нашем мире, или мы просто не можем, не умеем его видеть, это как улыбка на лице человека, мы видим ее только тогда, когда он улыбается. Улыбаться нельзя вечно, это всего лишь секунды, реже минуты, но дело в том, что улыбка, раз родившись на твоем лице, очень долго никуда не исчезает, просто другие ее уже не видят. Кажется, я молчал слишком долго, и поймал себя на том, что теперь уже она смотрит на меня, на мою улыбку. – Есть такой маленький грузинский кабачок, «Дружба»…
