– Что у тебя случилось Загадка?
– Это, не твое дело…, – она отстраняется, но ненадолго, поднимает заспанную головку, и я чувствую жар ее поцелуя на своих холодных губах, а она снова забивается, словно прячась в мои объятья.
– Загадка, я даже не знаю, как тебя зовут…
– Не скажу…, и вообще, называй меня так, мне нравиться…
– Как?
– Загадкой…
– Что у тебя случилось Загадка?
Она вздыхает и начинает рассказывать, почему-то шепотом:
– Последнее время я сплю с одним мужиком, ему за пятьдесят и он богат. Ты его видел…
– Это, которого я по яйцам пнул…?
– Не перебивай, – обижается моя загадочная симпомпуля. – Этот старый козел обещал забрать меня, откупить у Коти…
– Это тот толстый…, который в прошлый раз привозил тебя на черной волге вместе с рыжим амбалом… Он твой хозяин?
– Да…
– А зачем было твоему богатею тебя выкупать?
– Ну, хотел сделать меня своей постоянной любовницей, снять хату, приезжать два-три раза в неделю.
– А Ты?
– А я его послала…
– Почему?
– Я вообще решила уехать.
– Куда…
– Домой…, – кажется, ее шепот стал еще тише.
– Почему не уехала раньше, – что-то было такое в моей интонации, от чего Загадка справедливо надулась, несильно, но зло, ткнув меня своим острым локоточком прямо в бок.
– Ого-го…
– Чего гогочешь?
– Больно, однако…
– Так тебе и надо.
– Прости меня Загадка…
– Ну…, только постарайся делать так, чтобы потом не просить прощения, – комочек нежной и неприкаянной любви, она все еще в моих объятиях.
– Прости, я пробовал…., не получается…
– У меня хороший дом, – отвечает Загадка. – Но в том городе такая скука, что слишком часто хочется повеситься, от этого состояния полной недвижимости людей и событий.
– Это – маленький город?
– Очень…, моя мама готовит очень вкусные пироги с лесною брусникой. Летом, там бывает хорошо: озера, лес, костер, рассветы и закаты на Бурьянном холме. А зимой… все засыпает снегом: улицы, людей, и самое страшное, что эта зима…
– Кажется вечной…?
– Да. А еще, у нас почти нет работы, многие живут огородом, еще больше людей пьет. Мы с мамой привозили в ваш город продукты, торговали на рынке, потом мама уехала, а я сбежала, и осталась…
– Давно…это было давно?
– Год, кажется, прошел год, или чуть больше…
– Ты ей писала?
– Да, два раза… Знаю, только ничего не говори.
Я молчу, нежно глажу ее пушистые черные волосы, словно ребенка целуя в макушку, плотнее прижимаю к себе, слыша, как тревожно бьется ее маленькое сердечко в унисон моему.
– Ты правильно сделаешь, если вернешься.
