Несколько дней Юля проходила в задумчивости. Она снова и снова перечитывала стихи Андрея: и вечером, укрывшись от любопытных взглядов на своей кровати за занавеской, и во время лекций. Ей не давал покоя даже не сам факт внезапно обнаруженного Ракитинского таланта, а то, что она за всю школьную жизнь не удосужилась внимательно посмотреть на него. Она была такая же, как Галина Еремеевна, эгоистично считавшая, что, кроме нее, литературу больше никто не понимает и не ценит. Вот школьная программа, которую все обязаны прочитать. Конспект принятого сто лет назад истолкования творчества Лермонтова, Фета, Чехова… Сочинение. Две оценки через дробь – за содержание и за грамотность. Итоговая оценка в аттестате. Так было правильно. И так, не особо задумываясь, делала Юля.
У Ракитина был принципиально иной подход. Он никогда не писал конспектов, которые размеренно начитывала Галина Еремеевна. Никогда не отвечал всерьез на ее вопросы. Она как-то спросила его совсем легкое, чтоб поставить хоть какую-нибудь положительную оценку: «Почему критик Добролюбов назвал Катерину Кабанову «лучом света в темном царстве»?» Ракитин с умным видом ответил: «Скорее всего, у нее был механический фонарик «Жук». В то время на батарейках еще не продавали. Ходила по темному саду и жужжала». С тех пор на литературе его больше не спрашивали. Хотя все произведения он читал. Не соглашался только делиться о них впечатлениями. Но особо тронувшие его моменты порой вырывались наружу. Юля помнила, как однажды в полутемной школьной раздевалке она второпях засунула руку в куртку, не достав из рукава шапку, и с трудом проталкивала ее. Ракитин, глядя на это, вполголоса проговорил:
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Через пару недель, на уроке, Юля узнала эти строки в послании Маяковского к Лиличке…
Тогда, в школе, Ракитина от Юльки заслонял Сергей Сергеич. За ним она вела постоянное тайное наблюдение, и его слова и взгляды волновали ее. Теперь он уже не вызывал у нее никакого интереса.
…Написать еще раз Ракитину? Он же сказал: «Я буду рад»…
И Юля написала еще одно письмо. Абсолютно нейтральное. Про старые коридоры университета с обшарпанными бюстами великих писателей и богатейшей библиотекой со множеством старинных книг; про то, что ремонтируют трамвайные пути, и теперь приходится ездить на полчаса дольше, но зато мимо дома Лары и «дома с фигурами», описанных Пастернаком в «Докторе Живаго»; про то, что прошли первые весенние дожди, и наконец-то смыло с городских улиц грязный снег…
