– Ты не должен себя в этом винить, – тихо проговорил Леша.
– Я тоже долго себя пытался в этом убедить, – ответил Серега, – да вот не получается никак. Это как если бы нацист из концлагеря, говорил, что просто приоткрыл дверь в газовую камеру, а не заставлял узников туда заходить. Нет, Леха. Я виноват во всём, что произошло. Я и только я. А хочешь еще одну интересную подробность? Ты первый, кому я решился всё это рассказать.
– Тебе стало легче? – участливо спросил Леша.
– А тебе стало легче, когда ты мне рассказывал свою историю там, в баре?
– Даже не знаю, – честно признался Леша, – по крайне мере, мне точно было приятно и важно, что нашелся человек, готовый меня выслушать.
– Ну вот и у меня примерно те же ощущения, – безэмоционально ответил Сергей, а затем продолжил, – и знаешь, к чему я дальше пришёл в своих умозаключениях?
– К чему же?
– Да ровно к тому же, что и ты, если судить по месту, где мы с тобой сейчас находимся, – Серёга окинул взглядом всё окружающее пространство, только я рассматривал куда менее экзотичный вариант, подумывал о петле или чем-то похожем.
– И что же тебя остановило?
– А остановило меня, Лех, осознание того, что сделав это, я окончательно стану именно тем, кем я предстал в собственных глазах после всего, что произошло. Понимаешь, я ведь никогда не считал себя совсем уж плохим человеком. Да, я далеко не идеальный, но и хорошие вещи мне делать тоже удавалось. Я ведь рос в небольшом городке, сам карабкался вверх, всему учился, старался поддерживать старые связи, помог некоторым из своих старых знакомых подыскать хорошую работенку, cловечко замолвил перед кем нужно. Да и про родителей своих никогда не забывал, как собственно и ты, за что тебе, безусловная уважуха. И покинув этот мир, я навсегда остался бы тем уязвленным эгоистичным придурком, пальцы которого стучали по клавишам, сочиняя текст чужой переписки на эмоциях и из самых эгоистических побуждений. Я не оставил бы себе ни единого шанса сделать еще хоть что-то хорошее и всё из-за какой-то уязвимости?
– Да, я и сам тысячу раз пожалел, что нашел этот баг, – искренне признался Леша.
– Леха, я сейчас не про баги тебе рассказываю, – ответил Серега, – я про нас с тобой. Мы всё это время были слабы и уязвимы, даже не догадываясь об этом. Твой эмоциональный триггер – попытка доказать родителям и особенно маме свою "взрослость" и как следствие, нелепые попытки "причинять добро", даже не спрашивая о том, нужно ли оно такое хоть кому-то кроме твоего эго. Мой эмоциональный триггер – это легкомысленность в отношении тех, за кого я на самом деле нес ответственность. Это наши с тобой уязвимости. И теперь, когда у тебя впервые в жизни появился шанс по-новому взглянуть на собственную жизнь, принять её такой, какая она есть и внести изменения с учетом этой критической уязвимости, ты по-прежнему хочешь прыгнуть отсюда? – Серега указал взглядом куда-то вниз, в сторону реки, – много ли ты написал программ, в которых с первого раза не обнаруживалось ни единого бага? М? А много ли ты смог бы написать программ, если бы после каждой обнаруженной уязвимости, сносил всё к чертовой матери и начинал писать заново? Да даже если иногда так и вправду нужно делать, то жизнь-то наша – не программа. Её под эту метафору никак не подгонишь. Она одна и перезапуститься не получится. Так может всё-таки стоит попробовать сделать с ней что-то хорошее, а? Как ты считаешь?
