(ТС): Эх, Оля, Оля. Думаешь, ты всех перехитрила? А с твоим-то счастьем что? Ты осталась всё той же закомплексованной маленькой девочкой, которую мама так любила, что не давала шагу шагнуть самостоятельно. И вместо того, чтобы повзрослеть, девочка научилась во всем видеть чужую вину и пытаться контролировать всё вокруг, включая то, что контролю не подлежит. И ты тут сейчас мне написала про моё счастье и знаешь, что я тебе скажу – да, я счастливая, потому что жила и продолжаю жить так как считаю нужным и никогда не у кого ничего не выпрашивала, а что касается поговорки, которую ты тут решила вспомнить, то к твоему сведению, у неё есть продолжение – кто старое помянет, тому глаз вон, а кто забудет – тому два. В общем, я всё что хотела уже сказала и услышала. Мне, как и тебе, этот разговор не особо приятен – делай, как хочешь, мне всё равно. Просто за Лёшу обидно – он столько делает для вас с Игорем, а ты по-прежнему думаешь, что можешь им управлять и манипулировать. Всего тебе хорошего, сестричка!
Лёша был немало удивлён. Тётю Свету он воспринимал как более суровую, ультимативную версию матери и всё детство, как, впрочем, и по сей день, откровенно её побаивался. Однако, как оказалось, в её оценке ситуации всегда было гораздо больше здравомыслия и заботы, чем во всех словах мамы за прошедший день. У Лёши просто пухла голова от этих смысловых кульбитов, но прочитав слова тёти, он припомнил то, что ускользало от его внимания раньше – за всё детство он считанные разы видел бабушку, мамину маму. У него остались очень смутные воспоминания о том, какой она была, а мама даже почти не упоминала про неё в семейных разговорах. Теперь он понимал, что у мамы было полно своих скелетов в шкафу, а также лучше понимал природу её отношения к жизни, к его воспитанию и природу извечного стремления всё контролировать. Он только теперь осознал, насколько он был подвержен этому влиянию на протяжении всей своей жизни и даже никогда по-настоящему этого не понимал. Но никакой злобы и ненависти по отношению к маме он не испытывал. Он понял – всё то, что происходило в его жизни, является исключительно его личной ответственностью. И, несмотря на то, что корни его стремления контролировать свою жизнь берут свое начало из детства, ему не в чем упрекнуть никого кроме себя. Даже поведение Юли, хоть и было беспримерной подлостью, всё же являлось прямым следствием его невнимательности, его неумения видеть ситуацию вне призмы собственных иллюзий и заблуждений. Будь он чуть менее погружен в себя и в постоянные попытки сделать всё по своему, даже не спрашивая мнения окружающих о том, что им действительно важно, он бы мог сделать всё совершенно по-другому. И теперь, всё на что он был способен – это ненавидеть, ненавидеть всем сердцем, и ненависть эта имела чёткого адресата. Им был он сам.
