Это были две невероятно смешные пигалицы, в крошечных телах которых кипели нешуточные страсти. Традиционные ценности сшибались в них с игривыми всполохами начинающегося пубертата. Сведенные от усердия брови с рвущейся наружу непосредственной детской улыбкой. Вулканический темперамент с непоколебимой решимостью закончить школу с медалью.
Учиться им было непросто. Мало того, что девочки попали в непривычную среду, так еще и времени на учебу у них было в обрез. На их хрупких плечиках лежало столько ответственности, сколько средний Петербургский Обломов сможет познать только после собственной свадьбы.
Вернувшись из школы, пигалицы сначала в обязательном порядке готовили родителям ужин, и только потом садились за уроки. Иногда, вместо занятий им приходилось ездить с папой на работу. (Отец семейства на русском не говорил совершенно) Так что, уже в пятом классе девочки на собственной шкуре узнали, как непросто живется синхронному переводчику. Хватало и других, несвойственных пятиклассникам забот. Девочки выбивались из сил, но свои пятерки честно выгрызали.
Местных Обломовых ответственные южные отличницы раздражали. И сдерживаться они не собирались. Выражалось это по-разному. Иногда девочек классически дергали за косички, иногда задорно поталкивали в коридорах, а иногда дежурно дразнили словом «черножопые».
Школа подобными мелочами не интересовался, так что единственным, кто пытался защитить азербайджанских девочек, был молодой 25-процентный еврей, он же учитель истории.
Когда-то давно, во время футбольного матча, отец так наставлял своего неожиданно еврейского отпрыска.
– Команда, которая играет в синей форме, очевидно, слабее. Поэтому болеть надо за них! – Им и так погано. – Тихо добавлял он, поглядывая украдкой на маму.
Молодой историк живо помнил отеческие наставления. А еще он терпеть не мог любые нападки по национальному признаку и, вдобавок, сочувствовал трудолюбивым сестрам. Поэтому, в разборки пятиклассников влезал регулярно. Главным образом, на стороне Азербайджана. Он утешал девочек. Выгонял из класса особо агрессивных Обломовых. Тратил воскресные вечера на неловкие телефонные обсуждения с родителями агрессоров.
* * *
Ничто не предвещало беды. Школьное руководство еще в середине дня отбыло в административные дали. Уроки благополучно закончились, и вьюноша мог бы позволить себе блаженно прокрастинировать в тиши кабинета.
Мог бы, потому что, его путь к нирване был грубо прерван подозрительным шумом. Шум тот шел из глубин коридора, и быстро нарастал. Молодой историк никогда не видел коал вживую. Но почудилось ему, что именно такой звук должна издавать коала, когда у нее отнимают любовь всей ее жизни. При том, что в тот же самый момент у нее отбирают еще и вагон отборного эвкалипта. И он, учитель как-то в этом виноват.
