− Тот парень, что сгорел в машине… − Мне было сложно вспоминать это, да и говорить тоже было не так уж и легко, но я словно не мог оставить эту тему в покое. − Иногда мне кажется, что люди правы насчет меня.
− Никто из них не прав. Они не знают о нас ничего, поэтому и верить их словам тебе не надо. Отто, прошу тебя, хотя бы иногда переставай внимать чужому пению. У тебя самого чудесный голос. − Вероятно, отец был прав. Мне не стоит во всем винить себя, если так хотят окружающие. Никто не виновен в бедах людей, кроме них самих. Но где-то глубоко в душе я не мог избавиться от чувства вины. Оно ело меня, не пережевывая, глотая. Я не мог избавиться от этого, хоть и пытался забыть, поверить убедительным словам отца. − Знаешь, Отто, что я увидел, когда брел по тому лесу? − Он впервые заговорил об этом, поэтому я едва не открыл от удивления рот.
− Что же?
− Ничего, что могло бы быть странным. Обычный лес с обычными деревьями.
− А что тогда с Ханной? Езефом? Они ведь пропали в лесу, так?
Ему было непросто говорить об этом, даже что-то упоминать, но у нас впервые за долгие годы начал складываться живой диалог, и он не мог упустить шанс наладить со мной контакт, как бы ни было ему тяжело.
− Они без вести пропали, вот и вся история. Ни Ханну, ни Езефа никто больше не видел. И в лесу я ничего не нашел. Карл обошел все ближние поля, но тоже безрезультатно. Будем думать, что это просто был побег одной отчаявшейся семьи.
Глава 14. Погружение в кошмар
Больничная еда была самым ужасным варевом во всем белом свете. Эта склизкая масса прилипла к глиняной тарелке, никак не желая от нее отсоединяться. Складывается такое ощущение, словно это не геркулесовая каша, а самый настоящий клей. Есть это у меня не было ни малейшего желания. Это было настолько отвратно, что от одного взгляда на эту субстанцию, меня едва не стошнило.
Отставив тарелку с гадким содержанием как можно дальше от себя, я ухватился за стакан с апельсиновым соком, который был самым съедобным из того, что мне принесли на ужин. Выпив его, я аккуратно поставил его на тумбочку у кровати, расслабившись на белых простынях. Однако мой желудок продолжал требовать съестное.
В коридоре уже воцарилась тишина. Сменные врачи и медицинские работники давно разошлись по домам, а на их смену пришли другие. В окне я видел, как мой лечащий врач неспешно шел домой, накинув на себя черный шарф. Интересно, что сейчас делают мои соседи, ставшие жертвами больницы? За стенами не было ни звука. Наверное, все готовятся ко сну, а кто-то, быть может, уже давно заснул. Жизнь в больнице − не самое радужное обстоятельство. Надеюсь, я здесь ненадолго.
