Странный шепот со стороны леса коснулся моих ног. Стоило мне обратить на него внимание, как нечто тронуло меня за руку. Не успела я понять и часть из того, что со мной происходило, как горячий воздух обдал меня, и, задыхаясь, я свалилась на мокрую землю. Что-то схватило меня за ногу и потащило в сторону лилий. Перед глазами встала черная пелена, и я чувствовала, как куда-то медленно проваливаюсь. Здесь невозможно согреться. Кто-нибудь, дайте мне руку?! Отто, спаси меня!
Отец молча поедал холодные спагетти, не сказав мне ни слова с того самого момента, как мы оказались дома. Мне вовсе не хотелось есть, хоть он молча поставил передо мной тарелку, из которой на меня смотрело мое блюдо. В горло и кусок не лез. Все мои мысли были отданы Люси. Мне не верилось, что страшное несчастье могло произойти с ней. Как такое вообще можно было допустить? Я не верил в то, что услышал в больницы, пока не увидел, как несчастные родители оплакивали родную дочь. Люси, и что теперь мне осталось защищать? Во что мне осталось верить? Я снова остался один и никак не пойму, как все начать сначала. Возможно, отец хотел предупредить меня об этом, о боли, которую чувствуешь, когда теряешь кого-то очень важного. И я едва не задохнулся, потеряв ее.
− Многие люди теряются. Это неизбежно. Я понимаю, тебе сейчас больно, но пересиль это. Зацикливаться на одном нельзя, и ты хорошо понимаешь это. Отто, все могло хуже закончиться.
− Хуже? Куда еще хуже, отец? Я хотел помочь ей, а вышло все наоборот. Может, это все из-за меня. Нам ведь нельзя общаться с людьми. Нам нельзя быть счастливыми?!
− Перестань же ты наконец?! И хватит уже обвинять себя в каждой трагедии. Ты не виноват ни в одной смерти, что видел. Ни мама, ни эта девочка, ни один человек не пострадал благодаря тебе. Всему виной случай, а не какое-то там проклятие. Люди – наше настоящие проклятие. Другого быть и не может.
− Сам-то до сих пор винишь себя в смерти мамы. А мне говоришь иное. Зачем обманывать, если я вижу правду?
− Отто?! Разговор окончен. Иди в свою комнату и постарайся выспаться.
Сорвавшись с места, я бросился вверх по лестнице и скоро упал на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Мы никогда раньше не ссорились с отцом, никогда не говорили так, как сегодня. Все изменилось, и это было болезненно.
Во сне мне снился тот дом в пшеничном поле. Он был страшным, и я не мог даже сдвинуться с места. Пшеничное поле было полностью охвачено огнем и быстро исчезало в его горячих объятиях. Но я не чувствовал ни этот жар, ни горечь, которая осела на моих тонких губах. Рядом со мной был кто-то. Этот человек с перекошенным лицом и обезображенной кожей смотрел на меня. Исписанная узорами огня его серая кожа плотно обтягивала кости, отчего они безобразно выпирали вперед. Я слышал, как он дышал, как этот страшный хрип разрезал воздух, как он его обжигал. Впервые я был свидетелем такого кошмарного лика, который точно отныне меня не покинет. Казалось, он что-то говорит мне, но я слышал лишь тихий, мучительный рев. Его черные, горячие пальцы коснулись моего лица. Я ничего не мог сделать, только стоять на месте, как вкопанный, и смотреть на чудовище, которое зачем-то было создано в одном из кошмарных миров. Жар ударил по мне, и мне показалось, будто по моему лицу провели горящей спичкой. От боли я закричал, но чудовище лишь еще больше заревело. Крик боли ли это был? Нет, я был уверен – существо смеялось надо мной.
