Веселая тетка с шутливой суровостью снова толкнула Аню:
– Сосиску бери, сейчас какая-нибудь неадекватная заберёт, без завтрака останешься.
– Я вегетарианка.
– В смысле, мясо не ешь? – тетка явно была удивлена, – Вчера уплетала за обе щеки.
– Ещё бы, вчера котлетосы были – огонь.
Аня вздрогнула. Это был голос умирающего человека. Абсолютно точно, это последние слова ещё живого, но совсем недолго, человека.
Её звали Настасья. Она была единственной, кому разрешали держать у себя расческу. Расческу для длинных, до пояса, черных, переливающихся на свету густых волос. Расческу. В отделении, где еда была холодная, где есть разрешали только тупыми алюминиевыми ложками, где разрешали душ раз в неделю и следили за тобой, пока ты моешься, где не было ни одного зеркала. Ей позволили хранить в прикроватной тумбочке расческу для своих шелковистых волос.
Сейчас они были стянуты в хвост.
– Котлетосы – огонь. А макароны. Это ужас. Могли бы и с пюрехой. Макароны – это же авокадо для бедных.
Настасья была высокой и очень крепкой. Тело амазонки, если бы им не завладела всепоглощающая апатичная слабость. Сколько она уже здесь? Она быстро поедала содержимое тарелки, закатав рукава. На запястье начиналась глубокая, проложенная лезвием дорожка и уходила дальше по предплечью.
Судя по шраму, ране было недель 7–8. Судя по тому, что она была жива, её доставили в больницу сразу же после нанесения.
После завтрака Аня чуть остановилась у входа в палату:
– Настасья!
Умирающая смотрела на Аню умоляюще, только о чем?
– Ты уже сколько здесь?
– Не помню. Месяца два, может.
Сил оставалось ровно столько, чтобы дойти до кровати. Покачивало и жутко хотелось есть. В палату, двери в которую никогда не закрывались заглянула медсестра. Та самая, которая радушной капельницей встретила Аню:
– В порядок себя приведите. Сейчас осмотр будет.
Гром веселой тетки с ласковой грубостью укладывал Аню:
– Поспи! Девочка, засыпай, когда Ирина Витальевна придёт, мы тебя разбудим.
Гром веселой тетки будил:
– Вставай, спящая красавица! Завтрак проспишь.
Какой завтрак. Должен же был быть осмотр. Какой завтрак, он ведь был только что!
Тетка предугадала ход мыслей, толкавшихся в Аниной голове.
– Ирина Витальевна сказала тебя не будить. Сказала, недельку тут полежишь, восстановишься, прокапают тебя и выйдешь.
Слава богу! Все стало понятно.
– Мне также говорили. Уже восьмую недельку прокапывают, – Настасья расчесывала свои длинные волосы. – Ты спрашивала вчера, сколько я здесь. Я вот посчитала, восемь недель завтра будет.
