И Витя верил, он всегда беспрекословно верил Леночке.
Нутро его сжалось, он почувствовал, что должен принести жертву, что ему самому слишком много, что нужно поделиться. Чем?
Он снова ощутил, как Леночка клала ему руки на мышечную шею.
Красотой.
Они писали письма друг другу. В тюрьме тем, кому не повезло найти работу, приходилось спасаться от скуки книгами. Читали все, что было в небогатой, наполненной преимущественно религиозной литературой библиотеке. Витя книги не читал, посвящал все свое время письмам Леночки, поэтому его речь, словарный запас и манеры при разговоре не слишком изменились: ждать от него странных, непривычных для обыденных разговоров выражений, скопированных невольно из классиков и богословов (от этого неловких и, как следствие, милых) не приходилось.
Леночка писала: «Такой нехороший поступок, некрасивый. Ты сделал Его очень некрасивым. Такой нехороший поступок можно исправить только чем-то красивым, понимаешь?»
Красотой.
Витя вытащил одеяло из ящика под кроватью, завернулся в него и уснул.
Следующий день начался рано. Виктор выворачивал квартиру наизнанку. Всю мебель, посуду, бытовую технику он вынес во двор. В землю вбил колышек с прибитой к нему доской: «мир распродажи» – гласила надпись. Молоток, которым воспользовался Виктор для сооружения такой пояснительной записки, лежал рядом – на продажу. Всюду были разбросаны фоторамки и статуэтки, холодильник был обляпан магнитами из Сочи, бесчисленная косметика Леночки и ее нижнее белье – все выставлялось на продажу. Там, где аккуратной стопкой лежали полотенца и простыни, располагались стопки сдернутых со стен обоев и черная ткань, которой были завешаны зеркала.
Прохожие и жители соседних домов проходили в основном мимо, некоторые с вялым интересом разглядывали Виктора и груду хлама издалека. Были и те, кто подходил близко, но все торопились уйти: может быть, узнавали лицо жестокого убийцы, может, просто пугались его сияющей, счастливой физиономии.
На мебель летели пожухлые желтые листья. Октябрь был холодным, но Виктору не было зябко в его старомодном болотного цвета плаще. Его согнутая фигура гармонировала с дворовой инсталляцией. На Витю сурово уставились балконы угрюмых блочных домов.
Несколько раз подбегал Васька, восьмилетний мальчишка, трогал вещи, робко и с любопытством. Виктор улыбался ему, полностью обнажая зубы, при этом машинально начинал закатывать рукава. Только он хотел что-нибудь сказать мальчугану, как из окна раздавался голос его тетки: «Вася, не трогай ничего, непослушный ты пацан, сейчас загоню домой и неделю не выпущу». Тетку с круглыми рыбьими глазами фигуристую и сочную звали Тамарой. Она была одинока и добрая половина мужиков и бомжей в округе ухлестывала за ней. Виктор ее побаивался, она была совсем не похожа на идеальную Леночку, сухую, глупенькую, слабую. Васька жил у нее, пока его родители (его мама приходилась сестрой Тамаре) бурно разводились. Вася свою тетку не опасался, но предпочитал слушаться, отходил от Виктора, качался на качелях. Однако скоро забывал об угрозе и снова начинал ковыряться в распродажном барахле.
