Когда на небе нет звёзд | страница 24
– Кто это сделал? – спросил мэр.
– Я не помню.
– Не помнишь или не хочешь отвечать?
– Не напирай на него. Не сейчас. – сказала мама.
– Было темно… – пытаюсь ответить я.
– Сколько их было?
– Четверо. – мама продолжает гладить меня, а я не могу оторвать взгляда от ее руки. Я и забыл, как это успокаивает и расслабляет. Будто я снова в детстве.
– Они что-нибудь тебе говорили?
– Я не знаю… я хочу пить.
– Диана, ты нас не оставишь?
– Зачем? – спросила мама.
– Мир хочет пить. Принесешь ему что-нибудь?
– А… Конечно. Я заварю нам чай.
Мама наклонилась ко мне, чтобы поцеловать в лоб, но из-за того, что каждый сантиметр моего лица занимают синяки и ссадины, передумала и просто ушла.
Не успела дверь за мамой, захлопнуться, мэр спросил: – Ты специально снял пальто? Хотел быть избитым?
– Не совсем так… Там был еще крылатый. Я подумал, если им так надо, пусть лучше меня изобьют.
– Почему тебя?
Не представляю, как лучше на это ответить.
– Ты думал, что заслуживаешь избиения? – подсказал мне мэр.
– Нет. Не знаю. Просто… у меня был выбор, стать отбивной или спокойно дойти до дома, а у того, другого крылатого, такого выбора не было.
– Откуда ты знаешь? Может, был?
Я повел плечами.
– А, зачем показал справку? Решил, что с тебя хватит? – мне показалось, что мэр улыбнулся. – В любом случае, мы проверили твои крылья, когда ты был без сознания. Все в порядке. Я уже сообщил полиции. Ты теперь не подозреваемый.
– А, если я нашел способ летать с подрезанными крыльями?
– Тогда бы пришлось полностью их удалить.
– Крылатые после такого долго не живут.
– Гений, что придумал летать с подрезанными крыльями, с легкостью должен справится и с этой задачей, так?
– Вы же понимаете, насколько жутко это звучит?
– Я понимаю, что для тебя не пожалели обезболивающего.
Не знаю почему, я улыбаюсь его словам.
– Тебе нужен отдых. – продолжает мэр. – Полежишь тут недельку другую.
– Зачем? Я полон сил.
– Твои почки, ребра и состояние в целом, так не считают.
Держа в руках кружку с чаем, вернулась мама.
– Что ж, а мне пора бежать.
– Уже? – оставив чай на тумбочке, рядом с моей кроватью, мама подошла к мэру и, держась за изгиб его локтя, поцеловала в губы.
– Пока Диана. А ты, Мир, надеюсь, очень скоро поправишься.
Мэр покинул палату.
Мама села в кресло, размешала сахар в чае и дала отпить мне немного. А потом, она, крепко сжав мою руку и прильнув лицом к подушке, глухо заплакала.
К металлическому привкусу во рту прибавился приторно сладкий вкус чая из столовой. А, к звукам гудящей лампочки, висящей над моей кроватью, мамины всхлипы. Так я и заснул.