Склад их встретил сиротской бесприютностью. Леонидыч, несмотря на достаточно теплую погоду, как видно, обильно согревался давно проверенным способом. Он похрапывал на топчане, недвижим. Привести его в чувство могло только время. На столе и на полу в изобилии лежали старые журналы. Андрея так и подмывало снова их перешерстить. Но не при Тане же. А Таня не торопилась покидать склад. Она взяла его за руку и, молча, повела между ящиками. В темноту.
Что она там потеряла? Может быть, она просто притворялась неотесанной, а все рисунки, до которых Андрей не докопался, припрятаны там, в глубине склада. А недотепа Леонидыч и не догадывается, что охраняет не только секретные железяки. По пути Андрей успел глянуть на Нинкино окно. Темно. Недалеко от того ящика, в который он влетел когда-то, Таня остановилась, оперлась спиной о ящик, точнее о большую фанерку прибитую к ящику. Он погрузившийся в мысли о припрятанных рисунках, шел за Таней, точно на поводу. И она привела его в такой закуток, где ящики обступали с трех сторон. Не скажешь, что она целовалась лучше Нинки. Но приемлемо. От этого, во всяком случае, не отказываются. И он не отказался, решив, что раз с материальными ценностями пролет, пусть вечер будет заполнен этим. И со сколькими же она тут так перецеловалась, если привела его сюда так уверенно? Знает, что Леонидыч ей не помеха.
Но как только Андрей решил перейти к действиям, более существенным, чем поцелуй, Таня решительно освободилась, сказала, что всему свое время, взяла за руку и повела на выход. От склада до ее дома было всего метров триста. В ряд стояли несколько мрачноватых кирпичных трехэтажных домов. Перед домами палисадники и дальше площадки, где может разгуляться детвора. Район какой-то заброшенный, неухоженный. Словно и не Москва. Таня подвела его к подъезду.
– Вон мои окна на третьем этаже, – достаточно информации, чтобы он ее в другой раз отыскал.
Теперь можно приступать к последней фазе – прощальному поцелую. Таня понимала, целоваться на складе и приятнее и удобнее. Но молодой человек пошел распускать руки. А тут перед подъездом – и волки сыты, и овцы целы. И он увидит, где она живет, и соседи увидят, что у нее есть-таки кавалер. Она по ответному поцелую почувствовала, что кавалер потерял к этому всякий интерес. Смущается тут на виду, подумала Таня.
Было еще не катастрофически поздно. Андрей на обратном пути не поборол искушения и зашел на склад. Выполнил контрольную проверку, не осталось ли в журналах рисунков. Ничего. И в Нинкином окне ничего. Спит? Раз уж поддаваться искушению, то до конца. Он сделал дополнительный маленький крюк. К Нинке. Приложил ухо к двери. Тишина. И в коридоре тишина. Он решился, будь что будет. Бабка может потом за это на Нинку серьезно наехать. Но желание было непреодолимо. Тем более, он теперь знал: если у бабки невозможно, есть прекрасный уголок. А сторож спит без задних ног. Он постучал, постучал снова, но никто не ответил.
