– Да закройся ты! – рубанула Полина, и уперлась глазами в Андрея, – Так ты поедешь завтра со мной? – Полина, великий комсомольский тактик, собаку съевшая на персоналках, ждала, что Андрей споткнется на чем-нибудь, за что можно будет уцепиться и потянуть. Андрей молчал.
– А если это любовь? – прочувствованно произнес Лорьян.
– Какая там еще к черту любовь, – отмахнулась Полина, – Любовь у них! Одна похоть на уме.
– Похоть – это ростки, пробивающие сухую почву запретов, – сказал Лорьян, – Они и разрастаются в дерево познания добра и зла, что и есть древо любви. А уж тем более любовь с первого взгляда, так тут стопроцентная эмоция, без примеси рассудка, то есть похоть в чистом виде.
– Как раз в грязном виде. А любовь с первого взгляда совсем другое, – жарко парировала Лена, которая на эту тему готова была копья ломать.
– Да? – Лорьян повернулся к Лене Литвиновой, – Вы, девушка, отрицаете, что любовь с первого взгляда иррациональна? Отрицаете, что любовь с первого взгляда и похоть – близнецы братья?
– Хватит болтать! – Полина посмотрела на Лорьяна, как инквизитор, – На такое чувство, как любовь, вы просто не способны. Если бы он был способен на это чувство, он бы после моих слов тотчас бы к Нине полетел.
– Никуда я не полечу, – сказал Андрей, поднялся и пошел на выход.
– Не вынесла душа поэта позора мелочных обид, – с пафосом подвел конец дискуссии Лорьян
–Рожденный ползать, летать не может, – сказала вслед Литвинова.
– Еще как полетит, – поправила Полина, – Полетит из института, как пробка из бутылки.
Апокалипсические прорицания не разродились катаклизмами. Никто не удивился тому, что Полина к Нинке не поехала. В болезнь Шабриной никто не поверил. Ни камни, ни пепел на Андрееву голову не посыпался. И даже о лорьяновском определении похоти забыли все, кроме Лены Литвиновой.
А субъекту спора, Нине Шабриной, даже не икнулось, когда ее имя полоскали – переполоскивали. И в жар не бросало, и перистальтика отменная, и сон в порядке. Утром, делая зарядку у окна, глядела она на набиравшее голубизны небо. И осознавала, что любовь – пресволочнейшая штуковина. Не такая пушистая, как ее представляла себе Лена Литвинова. Вполне рациональная, земная. Не та, которая уносит в небеса, а которая зовет к окну, подмывает открыть решетку. Проблема в том, что некому влезть в окно. Да любовь ли это, сомневалась в себе Нина. Что бы это ни было, эта пресволочнейшая штуковина существовала, и ни в зуб ногой. И никак не снималась с повестки дня. Безответная или ответная, она требовала ответа. Первым делом нужно было определиться в себе самой. А потом с Андреем. И получалась задача с двумя неизвестными: Что с ней происходит? Простое уж замуж невтерпеж, или нечто серьезное, анннокаренинское? А что касается Андрея, определиться еще сложнее. Чужая душа – потемки. Весна только сбивала с толку. Солнечные лучи отражались в стеклах, в лужах. Теплый ветерок залетал в форточку. Набухающие почки, птичьи голоса – все торопило: пора, пора. Так и получишь диплом, сидя в девках?
