Пока хозяйка приспосабливалась под настроение тетки, чтобы угодить и не провоцировать упрёки и трепку, она забывала про себя настоящую. Вся ее жизнь обернулась сплошным приспособлением – вот, что может случиться, когда внутренний зверек не участвует в жизни хома. Моя хозяйка никогда не была собой, а лишь мягкой глиной в жестоких руках «матери».
Послушанием она заслуживала любовь и признание тетки, которая бы никогда ей этого не дала. Лучше бы действительно отправила в приют!
Любите меня – вот, о чем просила беспризорная девушка с последнего рисунка и остальные ее персонажи…
В клетке меня бросало из стороны в сторону: хозяйка тряслась от рыданий. Кое-как я вылезла через приоткрытую дверцу. Мне получилось сделать это очень легко. Я спрыгнула с кровати и поняла причину: грустная эмоция так овладела хозяйкой, что сапиенснутый мозг обессилел держать ее в себе и перестал меня затыкать. Я воспользовалась моментом и наблюдала за своим хомо со стороны.
Она лежала на кровати, сложив ноги и подтянув их к животу. Руки согнула в локтях и прижала к груди. Кисти сжала в кулаки. Это была типичная поза зародыша или месячного младенца, что кричал и плакал, зовя мать.
Я вытаращила глаза: в мгновение она и обернулась этим младенцем! Я часто-часто заморгала – видение исчезло – передо мной взрослая хозяйка, но ее разум и чувства опустились на самое его начало – туда, где случилось горе. Я словно переместилась на много-много лет назад, когда хозяйке был лишь месяц, и видела ее беду: ребенок кричал и звал мать, но никто не приходил. Вот малышка замолчала. Ее образ бледнел, и она исчезла, а на кровати вновь лежала взрослая, но еще не очнувшаяся от страшного несчастия. Она приоткрыла глаза и поняла, что одинока. Лицо ее скорчилось, как у новорожденного, что куксится перед тем, как заплакать. Но мама умерла и не подойдет, кого звать? Рыдания вырвались из ее груди: месячный младенец в теле взрослого, как будто прямо сейчас это понял, осознал и теперь горевал.
Хозяйка выла и выла. Я скакала возле нее и не знала, как помочь и утешить, ведь я так мала. Мало научиться плакать, нужно, чтобы кто-то разделил боль. Иначе она так и не пройдет, хоть заревись.
Нужен кто-то взрослый. Взрослый зверь!
Только я об этом подумала, как распахнулась дверь, и комнату залил ослепительный яркий свет.
Я закрыла лицо лапками, но любопытство победило, и я осторожно убрала одну лапу и приоткрыла глаз.
На пороге стоял огромный полярный волк: величественный, важный и властный.
