Стас знал о моём чувстве с раннего детства, с самых первых дней и был единственным, кто верил, что Анжелика будет со мной. Или… не верил?
– А ты… присунул? – уточняю очень тихо.
– Да ты охерел, Геныч?! – взорвался оскорблённый Стасян. – Ты за кого меня принимаешь?
– Теперь и не знаю…
– Говорю же, занесло меня! А за пиZдеж мне уже Малыш пояснил, – он, усмехаясь, потёр подбородок и развёл руками. – Ну, мудак я, Геныч… мы ж не будем из-за бабы…
– Пасть захлопни, шкура, – цежу сквозь зубы.
– Да ты че, брат… её ж, один хер, уже нет, но мы-то с тобой есть.
– Иди на хуй отсюда! Не брат ты мне…
– Вот ты сказанул… Да если хочешь знать, это я не повёлся… и только ради тебя! А она ж бросалась мне на…
Я подаюсь вперёд и достаю его молниеносным джебом* (*от автора: прямой дальнобойный удар в боксе). Стас заваливается, как подбитый столб, я же, забыв о костылях, теряю равновесие, но успеваю спружинить на руки.
– А-а… Цветаев, ты что… ты что творишь?! А ну прекрати! На помощь! – это медсестра… мать её в душу!..
– Я сам, – отталкиваю невесть откуда взявшегося Малыша, но с другой стороны меня за руку подхватывает Кир.
– Слышь, Геныч, хорош кувалдами размахивать.
А Жека, не пытаясь разобраться, одним рывком вздёргивает Стаса с пола и тут же роняет с ускорением и грохотом.
Всё отделение на ушах:
– Полицию вызывайте!
– Да погоди ты с полицией, дай досмотреть…
– Ну, хоть какая-то движуха!..
Мне же отчего-то свербят мозг скрины в телефоне. Обняв костыли и не обращая внимания на пацанов, я спешу уединиться, а меня догоняет противный голос:
– Цветаев, я звоню твоему отцу!
Детский сад, бл@дь!
– Звоните, только сперва говно с пола уберите.
– Ты идиот! – яростно грохочет отец, брызжа слюной.
Весть о моём новом статусе, просачиваясь сквозь тонкие стены, разносится по больнице и вырывается в распахнутое окно, чтобы город знал своих идиотов.
Устало повиснув на костылях и пропуская мимо ушей гневную отповедь отца, я смотрю в безоблачное небо, на бушующую летнюю зелень и думаю об Анжелике. Сейчас, когда её больше нет, я не хочу пачкать её имя грязными сплетнями, и в памяти всплывает только хорошее. Ведь воспоминания – это единственное, что осталось от моей болезненной любви. И Стас со своими фантазиями пусть идёт на хер – не было у них ничего.
– Куда ты пялишься? Я с тобой разговариваю! – взрывается отец особенно громко. – Тебе совсем неинтересно, о чём я тут распинаюсь?
Я неопределённо качаю головой – эта лекция несомненно бодрее, чем теория о квантовых полях, поскольку бас лектора не позволяет мне задремать.
