Глупостей – это расхреначить его рожу об забор? Очень хочу. Не передать как хочу. Мысленно уже накидываю варианты: насколько болезненно всё проделать и со скольки ударов уложить. С учётом того, что Саня тоже в неплохой физической форме, это не так просто, но…
Если сорвусь, могу окончательно и безвозвратно её потерять. Поэтому всё что могу – подавить рвущуюся агрессию, считая в уме до пяти. Но лишь только "на семь" сжатые зубы перестают скрипеть от трения.
Облегчение на лице Паулины проносится стремительной волной. Жених же даже глазом не моргнул. Хотя, готов поспорить, наш невербальный диалог не остался незамеченным.
– Давно приехал? – сглаживая затянувшееся молчание спрашивает Демидова у Санька. – Ты говорил, завтра.
– Только с поезда. Получилось раньше вырваться. Проводить бабулю-то надо, раз не смог при жизни попрощаться. До кладбища хочу доехать.
Эм. Баб Клава его чтоль, получается?
– Хочешь, вместе?
– Обязательно. Ты не против, надеюсь? – последний вопрос, сквозящий иронией, уже предназначается мне.
– Я на тачке, могу подбросить.
Санёк награждает меня снисходительной улыбочкой.
– То дела семейные, посторонние нежелательны. Без обид, – теперь уже небрежно отмахиваются мне. Говнюк, вернул должок. – Ещё свидимся.
– Свидимся-свидимся, – цежу тихо, провожая их удаляющиеся к калитке спины. Только это и остаётся, пока изнутри меня всего скручивает в морской узел от досады и злости.
Возвращаюсь на строящуюся террасу, слыша как Пулин отец перехватывает новоприбывшего, чтобы поздороваться и, не имея альтернатив, выплёскиваю всё раздражение на гвоздях.
Те кривятся после первого же удара, но я продолжаю лупить по ним со всей силы, доводя до такого состояния, что они становятся окончательно бесполезными и не подлежащими восстановлению.
Как удачно, что угол дома и высокая кустарная изгородь закрывает меня ото всех. Чтоб не видели как кроет.
– Пальцы побереги, – теперь видят. Вернувшийся батя с толикой сочувствия поглядывает на всё это безобразие. – Рюмашку опрокинуть нет желания? Самогон не предлагаю, а то потом не оклемаешься, но водочки плеснуть могу. Расслабиться. Только чтоб без пьяных сцен и дебоширства, а то выгоню.
Не отвечаю. Вместо этого перестаю мучить уже завязавшийся буквой зю очередной гвоздь, устало опираюсь на свежесделанную часть ограждения и невидяще глазею в пустоту, сжимая рукоятку молотка до судорог в кисти.
До меня с опозданием доходит понимание, что эта гребаная свадьба реальна. Разговоры разговорами, но без главного действующего персонажа всё это было чем-то далёким и ненастоящим. Затянувшимся тупым пранком
