Кёнигсбергские цветы | страница 37
– Пока ещё мы здесь, и никуда не уехали, а значит, не будем больше говорить об этом, – сказал он, – Я расстроил тебя, Варя. Извини меня, пожалуйста. Ты должна знать. Ты стала частью нашей семьи, а значит, ты должна была это узнать.
Видение прервалось. Я сидела словно в густом белом тумане, обволакивающем меня со всех сторон. Всё ещё были слышны голоса, но я уже не различала слов. Я снова была в своей квартире, на своём диване.
Спала я очень скверно. Мысли были о нём, о его депортации, о том, насколько судьба жестоко играет с людьми.
А утром, едва поднявшись, я позвонила на работу и сказала начальнику, что плохо себя чувствую, потому на работу прийти не смогу. После, я выпила чашку крепкого кофе, натянула старые синие джинсы и чёрную водолазку, и побежала к моей знакомой цветочнице.
Я не могла ни минуты медлить. Слишком много было вопросов. И мне почему-то казалось, что у меня очень мало времени, чтобы успеть получить на них ответы.
Глава 19
– И вы никогда больше не говорили с ними о депортации? – с ходу выпалила я при встрече со старухой.
– Здравствуй, Аня,– улыбнувшись, сказал она.
– Здравствуйте, простите, я сама не своя. Мне нужно много узнать.
– Ты узнаешь всё, что следует, – не прекращая улыбаться, ответила мне старуха. Эта её манера заинтриговать, доводила меня буквально до трясучки.
– Так говорили или нет? – нервно спросила я.
– О депортации мы не говорил. Для них это была больная тема, а для меня тем более. Мы просто продолжали жить дальше, как – будто не было никакой бумаги. Я всё также приходила к ним. Своё четырнадцатилетние, я тоже отметила у них. Как ты уже поняла, в нашей семье не принято было устраивать из этого дня праздник, а мне очень хотелось праздника. Потому вечером, в свой день рождения, я пошла гулять с Мишей, а потом к ним.
– А что же Миша, он вас не поздравил? – перебила я старушку.
– Миша подарил мне красивую серебряную брошь с большим голубым камнем, таким же, как мои глаза, – с явным удовольствием вспоминала старушка. – Думаю, эта красивая штучка принадлежала какой-то знатной немке в своё время, а Миша выкупил её в ювелирной лавке. Тогда этого добра полно было в лавках. Немцы до депортации сдавали всё, что у них было почти даром, часто отдавали ценные вещи за еду.
– Разве Миша не хотел провести этот день с вами?
– Конечно же, хотел, – засмеялась она, – ещё как хотел. Помню, он говорил: «Ты ненормальная идти в свой день рождение к фрицам». Мне было плевать на его слова. Вот сейчас вспоминаю и думаю, откуда было это во мне. Я была очень смелая и, наверное, даже дерзкая. На многое было мне тогда плевать. И знаешь что, – она ненадолго задумалась, – я ведь кокетничала с Мишей, чем давала ему надежду. Конечно, это был мой план. Имея надежду Миша с радостью помогал мне, ожидая, что рано или поздно я отвечу ему взаимностью… Ох, и пользовалась же я этим тогда… Да что уж там… Всю жизнь я этим пользовалась.