Как бы не было им тяжело, они не могли уехать. У Гюнтера был полный паралич рук и ног. Он прекрасно соображал и говорил, но двигать мог только головой.
С того самого дня нашей первой встречи, я думала только о нём. Мне было не важно, почему этот мальчик в инвалидном кресле. Важно мне было совсем другое.
Я не спала всю ночь. Огромные синие глаза не давали мне спать. Я проваливалась в сон, а потом проваливалась в них и просыпалась, но и на яву я тоже их видела. «Кто же он? Почему я никогда раньше его не видела»? – крутилось у меня в голове.
Через несколько дней, снова на рассвете, я опять пошла на это «преступление». Я нарвала букет из пяти цветов, но на этот раз уже не для Марты, а для мальчика с большими сапфировыми глазами. Как же красиво в рассветном солнце на лепестках роз переливались капельки росы. Словно россыпь брильянтов на нежных цветах. Моих любимых белых розах, с такими крупными и ароматными бутонами.
Я подошла к калитке немцев и открыла её. Гюнтер сидел на том же самом месте. Он наблюдал, как я босыми ногами, с букетом белых роз подкрадываюсь к их дому.
Я, смущаясь, протянула ему цветы. Тогда ещё я не знала, что он их взять не может.
– Чего тебе? – спросил он.
– Я… Я просто хотела подарить цветы… Твоей маме… Они ей кажется понравились, – еле слышно пробормотала я.
И тут же на пороге появилась Марта, и она мне улыбнулась. Я протянула ей цветы, и глаза её вдруг расширились от удивления и увлажнились. Такие же огромные и синие, как у него. Казалось, она вот – вот расплачется.
Она неловко взяла цветы и пробормотала: «Danke… Danke… Спасибо». Потом она замешкалась, словно не зная, что делать с цветами и такой ранней, совсем нежданной гостьей. А Гюнтер смотрел на меня уже с удивлением и любопытством, а не со злобным презрением, как минуту назад.
– Варя, Варька, где же носит – то тебя с самого утра, – услышала я сердитый голос мамы.
И я убежала, помахав им рукой на прощание. Я знала одно и точно: я обязательно к ним вернусь, ведь с этого самого утра семья Гюнтера больше не была для меня страшными фашистами, а стала простой немецкой семьёй, пострадавшей также от войны, со своими болями и потерями. В один миг они перестали быть для меня не чужаками…
«Мои руки… Мои дрожащие руки на чашке капучино. Это же мои руки… И это тоже самое кафе… И дождь за окном и старуха… Стоп. А где же старуха с белыми розами»?
Я в недоумении. Что со мной произошло? Беру сумочку и иду в туалетную комнату. Мысли путаются. Умываю лицо холодной водой, смотрюсь на себя в зеркало. Оттуда на меня смотрит девушка с испуганными зелёными глазами, слегка взлохмаченными каштановыми волосами.
