Теперь, когда моими врагами были не взрослые, я начал защищать себя. Яростно и жёстко, давая понять, что со мной шутки плохи.
В четырнадцать я уже был отпетым отморозком. Во главе компании таких же, как я. Мы чувствовали себя хозяевами положения, кошмарили весь приют и «ставили на счётчик» других подростков, получая дополнительные порции еды, вещи и даже деньги, которые присылали некоторым пытавшиеся загладить вину родители. Власть кружила голову, но я никогда не забывал подкреплять её делом. Мы не только трясли дань с мальков, но и защищали тех, кто исправно платил. Нас боялись и уважали — и я не отделял одно от другого.
Таких, как я, обычно не забирают в приёмную семью. Бездетные пары приходят за ангельскими младенчиками или весёлыми здоровыми трёхлетками, с ясными глазами и без родителей-наркоманов в анамнезе. Чем старше ребёнок, тем меньше шансов, что его выберут. Мне было пятнадцать и я уже вымахал выше любой из воспитательниц, а на лице моём было отчётливо написано — держись подальше, целее будешь.
Я не сразу смирился с тем, что никогда никому не буду нужен. Что не встречу людей, которые будут любить меня просто потому, что я есть. Смотрел, как забирают других, приветливых и светлых, не успевших хлебнуть по полной — и ненавидел их. Зависть разрывала меня части. Я срывался на других, ухудшая свою репутацию ещё больше.
Но, несмотря на это, я всё же отправился в «новый дом». Состоятельная пара придирчиво выбирала среди старших подростков, что было достаточно необычно. Кому нужен дома травмированный неуправляемый подросток? Их волновали наши оценки, то, как мы выглядим, как соображаем — и только.
Они выбрали меня, заронив в душе надежду, что уж теперь-то всё будет иначе. Иллюзия рассеялась быстро. Дубовских, взявших меня под крыло, мало заботило, насколько я буду счастлив. Я был нужен им не как сын, не как человек, которому можно подарить толику любви и заботы. Я был для них функцией.
Своего рода сделка. Они мне — условия для жизни, лучшее образование, прекрасные стартовые условия. Я же взамен взваливал на себя роль их наследника, который обязан продолжить дело. Нет, Дубовские не мучали меня. Уж, во всяком случае, им не пришло бы в голову тушить об меня бычки. Но за те два года, что я прожил с ними, ни разу в их словах или глазах не было даже проблеска любви. Я был полезным ресурсом, который ценили и оберегали. Но не ради меня самого.
Они получили, что хотели. И вовремя — через два года оба сгорели, как свечки, подхватив в тропическом раю какую-то редкую лихорадку. Смерть будто шла за мной по пятам.
