– Ты уже отдохнула?
Не прошло и получаса, как он зашел прямо в мою комнату. И Марты, как назло, рядом не было, хотя, может это он ее и услал.
– Нет, не отдохнула, ваше величество. Может быть, вы выйдете?
Но король не выходил. Не выходил, но и приблизится не пытался, он сел далеко от меня и стал смотреть в окно.
– Ваше величество, мне действительно надо отдохнуть.
– Амина, прежде чем ты навсегда уйдешь, я хотел бы поговорить с тобой, – сказал король, поворачиваясь ко мне.
«Все. Вот сейчас он начнет рассказывать, как он меня любит» – С ужасом подумала я, – «И за что мне такое? Что мне делать? Оправдываться? Говорить, что я люблю Тамино? Так ведь от этого ему будет только хуже». Ситуация казалась мучительной и безвыходной… но король, представьте себе, заговорил о другом.
– Я все думаю о том, что ты сказала тогда, о том, что Тамино тебя не простит. Значит, он, тогда на пиру решил, что ты и в самом деле была моей наложницей. Но ведь мы оба с тобой знаем, что это не так.
– И что? – спросила я, внутренне сжимаясь.
Конечно, разговоры такого рода были, лучше чем любовные страдания, их я, пожалуй, сейчас и не перенесла бы. Но, все же, обсуждать свою личную жизнь с этим тираном – то еще удовольствие.
– Тогда кто он? Кто? Не я, не Тамино? Кто?
«Блиииииин» – могла бы сказать я, но он бы не понял. Что совсем ничего другого нельзя было спросить? Что нет темы важнее, чем та, кто лишил меня девственности?
– Вы его не знаете, – сказала я, – это было давно. Еще до встречи с вами.
– Но меня уверяли, что ты девственница, – сказал король.
– Я тут не причем. Все претензии к поставщику.
– Ладно, – сказал король поднимаясь, – в таком случае мне многое становиться ясным. Там была война, тебя взяли в плен, так что… – он улыбнулся, и мне снова стало не по себе. – Тебе не стоило меня так бояться.
– Извините, но я сейчас скажу прямо. Дело не в том, что я вас боюсь, дело в том, что я вас не люблю.
Улыбка сошла с лица короля.
– Ты любишь Тамино? – спросил он, хмуря брови.
– Да, – сказала я, и это был момент, когда я готова была короля пожалеть, когда я, против воли чувствовала, что могла бы, и чуть ли не обязана сделать его счастливым…
Но это все случилось бы, если бы он, такой большой и могущественный вдруг дал бы слабину, если бы он показал бы, что нуждается в моей жалости и сочувствии. Но он слабину не давал. Его лицо выразило ненависть, и только. Он был в гневе, он был зол.
– Живым ты его не увидишь, – презрительно бросил мне он.
