Вроде бы что такого – человек чуть не уронил корзину, и ругается. Все могут ругаться. Герцог, например, говорил «черт подери».
Но одно дело «черт подери», и совсем другое «Екарный бабай»
«Просто герцог, он же дворянин, вот и ругается культурно», – говорила я себе, прижимая руку к часто забившемуся сердцу. «Ага» – отвечал мне мой внутренний голос, – «Герцог прямо образец культуры». «Но ведь там, наверху, слуга герцога (я знала об этом из романа), тот самый, последний (последний ли?)мучитель /воздыхатель Амины. Слуга – значит он из народа. И ругается по-простонародному».
Но «Екарный бабай»? В средневековой европе? Бабай?
Корзина, тем временем, уже достигла уровня подоконника, не медля я схватила ее, отвязала, поставила на пол, и дернула два раза за веревку.
– Что, можно поднимать? – крикнули мне сверху, и от голоса этого, не знаю почему, у меня волосы на голове зашевелились.
– Да, – сказала я, борясь с волнением.
Мне очень хотелось спросить того, сидящего наверху, кто он, хотелось с ним поговорить – но ведь именно этого делать категорически не стоило. Слуга герцога, похитивший Амину, доставив ее в замок, став ее тюремщиком, принялся ее шантажировать, склоняя к совместному побегу. Он то не давал ей воды, то в еду сажал тараканов, то поджог устраивал – в общем, портил жизнь, как мог. Вообще у меня сложилось впечатление, что это полный отморозок, самый юный из всех персонажей книги, и самый неадекватный. Но тут было одно существенное «но».
Но влюбился он в Амину именно в процессе похищения. А меня-то похитил герцог. Слуга меня и не видел. Не видел – не влюбился, а значит, и мучить не станет. Именно поэтому я весь день провела в уверенности, что книжная жизнь, наконец-то, повернулась ко мне лицом. То есть, понятно было, что все ужасно – мало кому понравится проторчать пару месяцев взаперти. Но, по крайней мере, обстоятельства у меня были лучше, чем у настоящей Амины.
И все таки…
– Кто ты? – спросила я, когда быстро ползущая наверх веревка почти скрылась из виду, – как тебя зовут?
– Я… – человек наверху-то ли испугался, то ли смутился, – я…я… Лионель, – проговорил он, видимо, справившись с собой.
Лионель. Дура я, конечно же это Лионель – так того слугу и звали. А я еще говорю с ним. Вдруг даже сам звук голоса Амины способен покорять сердца?
– А ты кто? – вдруг спросили меня сверху, – ты точно Амина?
Это, что называется, был удар под дых. Точно ли я Амина? У меня аж слезы на глаза навернулись.
