Пытаюсь унять мелкую дрожь, от которой друг об друга глухо стучат косточки на коленках, а ручка, судорожно зажатая в пальцах, выводит сплошь каляки-маляки вместо конспекта.
Лицо горит огнем, а перед глазами все плывет. Я всеми силами хватаюсь за реальность, но снова и снова проваливаюсь в воспоминания о том вечере. Они такие живые, что я до сих пор чувствую на своем теле его горячие, давящие ладони, а на губах пламенеет поцелуй. Такой пугающий… и одновременно уводящий в страстные дали.
Я целовалась раньше с парнями, в том числе и по-взрослому, но то было стыдливо и неловко, и почти не пускало мурашек по коже. А Олег показал мне, что такое настоящий французский поцелуй, в котором ты растворяешься. На пару мгновений я потеряла себя и нашла нас, хотя никогда не думала о нем в романтическом контексте. Хорошо, почти никогда не думала…
Мне было безумно стыдно и страшно, что мама увидит, как меня целует взрослый мужчина, друг моего дяди. Но сквозь стыд и страх пробивалось нечто новое и волнующее. Возбуждение, которое родилось там, где соприкоснулись наши губы, огнем прокатилось по венам и разлилось тягучим возбуждением внизу живота. Я отбивалась от него, потому что воспитана по-другому, и в то же время мне хотелось, чтобы Олег не останавливался.
— Вересова! — почти орет преподаватель у меня над ухом.
Подскакиваю и вновь оказываюсь в реальном мире, где нет его рук и губ. Зато есть целая аудитория глаз. И все они смотрят на меня.
— Что? — бормочу я, а мой взгляд мечется между испуганным лицом сокурсницы Риты и перекошенной физиономией преподавателя по зарубежной журналистике.
— Вересова, — вновь почти выкрикивает он мою фамилию, — покажи мне свой конспект по разбору «Защиты Лужина».
Опускаю глаза на свою тетрадь и с ужасом понимаю, что вместо лекции там одни каракули, которые я начертила словно в трансе. Что только со мной происходит? Все время думаю о нем и том почти насильно сорванном поцелуе.
— Извините, Валерий Александрович, — бормочу я, вцепившись в тетрадку так крепко, что бумага начинает деформироваться под моими влажными пальцами. — У меня очень боли голова. Кажется, я заболела. Можно, мне выйти?
— Хорошо, Вересова, но хвосты свои, чтобы подтянула, — отчитывает меня препод, но я пропускаю все его замечания мимо ушей, главное — разрешил уйти.
Как попало засовываю свои вещи в сумку, закидываю ее на плечо и выбегаю из аудитории, под удивленные взгляды и улюлюканье ребят.
