– Выбираешь – твое право, но выбор надо уметь делать. И отвечать за него.
Огромный арбуз с большим желтым пятном на боку не поместился в авоську. Кажется, он до сих пор помнит, как прижимал к груди это полосатое чудо, пахнущее нагретой на солнце травой, как визжал от восторга трехлетний Руслан, как смешно вымазались все арбузным соком: и Русланчик, и он сам, и Нора, которую он называл Бельчонком за раскосые глаза, пышные светло-каштановые волосы и любовь ко всякого рода орешкам.
Хороший был день. А когда Руслан неожиданно заснул прямо на полу кухни, устав от радости, Нора тихонько спросила:
– Пап, почему у нас дома есть фотографии твоих родителей, а маминых – нет?
И вся радость оборвалась.
– Ты у мамы спрашивала?
– Да. Она сказала: «Не буди лихо» …
– Тогда и я тебе скажу то же самое. Ты уже не маленькая, слышишь, как ночью по улицам грохочут воронки. Никто не знает, куда они завернут сегодня или завтра.
– Но разве мы в чем-то виноваты?
– Нет, Бельчонок. Только иногда это бывает неважно.
Она стояла напротив него в коротеньком синем сарафанчике с красными маками, терла ушибленную коленку и, упрямо наклонив голову, спрашивала:
– А ты знал моего… ну, настоящего отца?
– Нет, Бельчонок. Я думаю, он был хорошим человеком, мама не могла выбрать другого, но каждый из нас сделал свой выбор.
– Это вы сделали свой выбор, а я?
Тогда он только вздохнул и обнял ее. И она улыбнулась в ответ, шепнула:
– Не сердись.
Словно он мог сердиться на двух своих самых любимых женщин.
***
Как ясно все помнится. И арбуз этот, и сарафанчик Норы.
В третьем классе Руслан пришел из школы в форме с оторванным рукавом, разбитой в кровь бровью и огромным синяком под глазом.
– Пап, я с Димкой из четвертого класса дрался. Он сказал, что наша Нора… Я не буду повторять это слово, он очень нехорошо сказал. Вот я и подрался.
– Успешно?
– Не очень. Димка – сильнее. Пап, почему она уехала?
Он знал, что когда-нибудь придется отвечать на этот вопрос, но так и не смог приготовиться…
– Скажи в следующий раз своему Димке: неизвестно, что он решит, если к его виску приставят пистолет.
– Пап, это не так. Я помню, как уезжала Нора. Она плакала, обнимала нас с мамой, но пистолет к ней никто не приставлял.
– Милый мой мальчик… Война – такая страшная тетка, которая держит пистолет возле виска любого человека. И никто не может сказать: выстрелит он или нет, с какой стороны прилетит пуля, и действительно ли спасение там, где ты его ищешь.
Ну, не мог он ничего поделать с собой: не верилось ему в благородство Гансов. Зина помнила, что немцы, которые в восемнадцатом году полгода простояли в Ростове, были добродушны и жалостливы. Он с такими не встречался. Он стрелял в них, они в него – какое уж тут благородство. И еще он все время помнил ту девочку-санитарку, которая спасла его, заслонив собой.
