Сколько раз он ломал голову: почему она согласилась уйти? Потому ли, что самой это стояние было невмоготу, или почувствовала его решимость…
Он так и не задал этот вопрос. А потом пришло время, когда это стало неважным.
Молча прошли по Большой Садовой, на Таганрогском проспекте повернули направо. Наверное, они смотрелись забавно: она, очень худая, высокая, в длинном черном платье, с темными волосами, заколотыми на затылке, отрешенно смотрящая перед собой, и он, на голову ниже, коренастый, иногда забегающий вперед, пытающийся прикоснуться к ее руке, но не решающийся.
У Старого базара Ипполит остановился: дом Рецкера – Хосудовского, который когда-то восхитил его – разрушен. Более того, руины так наклонились, что, казалось, при первом порыве ветра, он рухнет полностью, схоронив под грудой строительного щебня и кирпича трехэтажный дом, стоявший рядом. Нечаянно вырвалось:
– А ведь казался такой крепостью. Когда же это случилось?
– Еще в двадцатом году сгорел, когда красные Ростов брали. Да разве только он казался крепостью? – горько усмехнулась спутница.
– И не страшно там жить? – Ипполит указал на соседний дом.
– Я именно там и живу. А жить просто страшно. Место не имеет значения, – она пожала плечами. – Хотя, конечно, когда темнеет, лучше не ходить: там в подвалах бездомные обитают, ну, и шантрапа всякая. Я очень прошу Нору не выходить лишний раз из дома.
Давно некрашеная дверь на третьем этаже распахнулась, в проеме стояла тоненькая, словно хворостинка, девочка лет семи-восьми с глазами испуганного олененка:
– Мама, тебя так долго не было, – увидела Ипполита и еще больше испугалась, прервав себя на полуслове.
– Я тебе много раз говорила: не открывай никому дверь.
Хозяйка квартиры хмуро пояснила гостю:
– Нам с дочкой в отцовском доме две комнаты оставили, но предупредили, что временно: как только появится кто-нибудь, сильнее нуждающийся, чем мы, так и вселят. Вот я и боюсь, что придут, когда Нора одна дома будет.
Ипполит вынул из чемодана круг колбасы, который брал с собой в дорогу, хлеб, и увидел, как загорелись глаза девочки. А уж кусочки рафинада, пусть даже с прилипшими хлебными крошками, привели ее в такое восхищение, что Ипполиту пришлось отвернуться, чтобы не смущать ни дочку, ни маму.
– Простите за нескромность, Зинаида Павловна, можно спросить, где отец Норы?
– Отец Норы вместе с моим отцом ушел с Антоном Ивановичем.
Хозяйка твердо посмотрела гостю в глаза и, поняв, что он не догадался, о ком речь, уточнила:
