– Всё позади, – уверенно произнесла она – так, чтобы самой поверить в эти слова. – Мы целы, мы в безопасности. И что самое главное, – она заговорщицки подмигнула. – Мне вполне хватило выигранного тобой времени, чтобы насвинячить в том офисе как следует. А это значит, что первое задание успешно выполнено!
– Нет, – Дима печально улыбнулся, прежде чем снова обнять её и притянуть к себе. – Сейчас самое главное – что ты в порядке. А всё остальное подождёт до завтра.
Алёна не стала спорить. Она молча прикрыла глаза, уткнувшись носом ему в шею, и наконец позволила себе расслабиться.
Спустя ещё пару часов Дима вошёл в свою квартиру в тревожном настроении.
То, что произошло сегодня, сильно напугало его. Тот крик Алёны – звонкий, горький, отчаянный – до сих пор стоял у него в ушах. И пусть всё обошлось… Дима больше не хотел, чтобы такое повторялось.
На ватных, негнущихся ногах он протопал на кухню и залпом опустошил очередную пачку ледяного кефира. Это помогло отбросить усталость и сосредоточиться на мучительных раздумьях.
Парень всегда считал, что готов пожертвовать всем ради здоровья мамы – даже собственной жизнью, если потребуется. К последнему Дима был готов по-прежнему, он вообще никогда не боялся смерти. Вот только жертвовать чьей-то чужой безопасностью он оказался не способен.
Это было очень странное ощущение – Вознесенский умом понимал, что предаёт маму даже мыслями о прекращении борьбы, что должен быть готов ко всему – но сердцем не чувствовал своей вины за страхи и сомнения.
Перед его внутренним сознанием который раз за ночь неожиданно всплыли знакомые зелёные глаза с яркими янтарными бликами.
– Ты всё сделал правильно, – сказала воображаемая Алёна и тепло улыбнулась – той редкой улыбкой, которая принадлежала только ему, Диме Вознесенскому. И он почувствовал, что от этой улыбки у него ёкнуло сердце.
А сегодня могло случиться непоправимое… и если бы не удача, этих солнечно-летних глаз больше никто и никогда бы не увидел.
Как он вообще мог допустить такое?
Дима снова вспомнил, как впервые увидел её – тогда в парке, в окружении задир-однокашников. Вспомнил её нахальный, ухмыляющийся взгляд и то, как она звонко смеялась, когда он снова и снова спотыкался об один и тот же пень, спеша ей навстречу к воротам интерната.
Затем перед глазами всплыло её тревожно-сосредоточенное лицо, с которым она слушала новости о его матери. Вспомнились её постоянные попытки подложить ему свою долю выручки, неловкие оправдания на этот счёт… И то, как она совсем недавно обнимала его – так, словно в её жизни никогда не было никого важнее.
