Она всё ещё находилась в отделе интенсивной терапии, как сообщила парню прекрасно знавшая его молоденькая медсестра. Сына Марины Вознесенской знала почти вся больница – начиная уборщицей и заканчивая главврачом. Его все жалели и надеялись, что случится чудо – но вместе с тем понимали, что факты говорят об обратном. Именно поэтому среди персонала царила непривычная тишина, когда Дима с бессильно опущенной головой проходил мимо.
Поднявшись по лестнице, парень вошёл в очередной коридор, как вдруг прямо в его начале увидел приоткрытую дверь.
Сердце сразу же предательски пропустило удар. Дима прекрасно знал, что находится за этой дверью.
Он воровато огляделся по сторонам, убедившись, что никого из работников больницы поблизости нет, и аккуратно, бочком проскользнул в дверной проём.
Вид мамы, лежащей на больничной койке, подключенной к целому арсеналу каких-то непонятных приборов, по-настоящему убивал.
Дима в три прыжка пересёк палату и опустился на колени перед кроватью. В каком-то оцепенении схватил руку больной, провёл по своим взлохмаченным волосам. Мамина ладонь была пугающе бледной, холодной, и только ровное дыхание да писк датчика говорили о том, что женщина жива.
Дима закрыл глаза и в остервенении помотал головой. Нет, он не хотел видеть её в таком состоянии. Но и уйти и бросить её одну тоже не мог.
Он не помнил, сколько просидел так на коленях возле койки, уткнувшись носом в неподвижную руку и мысленно клянясь всё исправить. Не замечал, что по его щекам одна за другой бегут беспомощные, злые слезинки. Не слышал, как распахнулась дверь и с глухим стуком ударилась о стену. Опомнился только тогда, когда кто-то резко кашлянул и притопнул ногой.
Изрядно напуганный Дима вскочил с пола и с опаской уставился на пожилую медсестру. Он знал её – именно она всегда ухаживала за мамой.
– Как чуяла, что тебя здесь найду, – вздохнула женщина. – Разве не знаешь, что сюда посетителей не пускают?
Дима молчал, понуро уставившись в пол.
– Да не ругаю я тебя, не смотри волком-то, – горько усмехнулась медсестра. – Я ведь всё понимаю… Страшно думать о том, что можешь родных своих пережить.
Она вдруг прищурилась и внимательно взглянула ему в лицо.
– Ты плакал, что ли?
Дима резко помотал головой, ещё больше взъерошивая и без того растрёпанные волосы.
– Врёшь, плакал, – снова вздохнула медсестра. – И слёз своих не стыдись. Они всегда помогают успокоиться, новые силы в себе отыскать. Ты имеешь право плакать. Имеешь, слышишь?
