– Да я вообще с ним не расстаюсь, мало ли что? У меня там бельишко и зубная щётка, – зачем-то соврал Менделеев и покраснел, но под бородой это было незаметно.
В чемодане у него лежала дешёвая репродукция картины Куинджи, фото самого Куинджи в полный рост без одежды, бутылка водки и две рюмки, на всякий пожарный.
Менделеев вручил абсент, и тоже молча и почему-то в обуви пошёл к столу.
– Свинство, – подумал Чехов, пряча абсент на антресолях в коридоре.
Снова раздался звонок. Антон Павлович посмотрел в глазок и увидел лунную ночь на Днепре.
– Здравствуйте, Архип Иванович,– сказал он входящему Куинджи.
– И тебе здорова! На, подарок.
С этими словами Куинджи протянул Чехову завёрнутый в бумагу прямоугольник.
«А этот, как всегда, с картиной» – подумал Чехов – «Задолбал, блин. Закуски хоть бы раз принёс».
Все знали, что Куинджи, когда пишет, делает очень много ошибок. Поэтому он часто писал картины и очень редко просто писал.
Чехов открыл подарок и сделал восхищенно-удивлённое лицо.
– Это удивительно! Это восхитительно! Я удивлён и восхищён! – произнёс великий классик давно заученные фразы, так как сам выдумывать что-то новое не любил. На картине была изображена река, отражающая в себе луну. Надпись гласила «Дом с мизаниной».
– Ну ладно, дом-то я нашёл, – обратился Чехов и Куинджи после двадцати минут рассматривания картины, – А мезонин где?
– Вот чёрт! Забыл. Ну и ладно, всяко лучше, чем дворняг блохастых дарить.
– Её хоть продать можно, не то, что мазню твою бездарную, – прокричал Павлов, – Лучше б пожрать чё купил, художник!
Менделеев попытался заступиться за Куинджи, но у него в бороде застрял укроп и его никто не воспринимал всерьёз.
Все кричали, Чехов звонил в колокольчик, Павлов орал, что Малевич – гений, а Куинджи – посредственность. Куинджи обзывал Павлова живодёром и забулдыгой и дело уже вот-вот грозило перерасти в драку. Но пришёл Сталин, как всегда весёлый, с ящиком грузинского вина, все стали пить и помирились. Даже Куинджи с Павловым поцеловались в знак взаимного уважения и вечной дружбы. Один только Менделеев сидел расстроенный и спрашивал Чехова:
– А чаво это он с кем попало целуется? – и по-детски дул пухлые губы.
