Я полюбовалась на открытые внутренности механизмов. Дальний уже почти собран, скоро его закончат и выведут во внутренний двор, перегонят по дощатому настилу и поставят в ателье госпожи Зардень — соседнее здание, которое точно так же обращено во дворик задней частью. Фасадом ателье выходит на благопристойную чистенькую зеленую улицу, где по вымытым тротуарам ходит обеспеченная публика в поисках необходимых для жизни, но недешевых вещей: от осветительных люстр до мебельных гарнитуров, от самонаполняющихся ванн до магоходных экипажей.
Внутренние механизмы экипажей были все одинаковые, и дядюшка Томат поставил сборку на поток. В ателье госпожи Зардень экипажам "шили сюртуки или платья", как она сама любила говорить. Механизмы обшивали металлом или деревянными панелями, красили и украшали по желанию будущих владельцев, стелили пол и ставили диваны на любой вкус. За отдельную плату могли повесить сзади большой сундук для багажа или пристроить крепления в крышу, а могли устроить в салоне инкрустированный столик с выемками для бутыли и бокалов с небольшим холодильным ящиком под сиденьем — любой каприз за ваши деньги.
— Амелия! Рад видеть! Что тебя привело в мастерскую? Я думал, ты зайдешь к нам вечером. — Дядюшка Томат, я бы хотела с вами поговорить.
Дядюшка Томат дружил с моим отцом, еще когда оба были веселыми холостяками, и наотрез отказывался принимать от меня обращение "господин".
Прихрамывая, дядюшка Томат провел меня в кабинет, хорошо изолированный от звуков цеха. Тут слышался лишь неясный шум и отдаленные крики. — Садись, Амелия. Давай угадаю. Ты пришла просить за Эвилин. Так?
Я кивнула. — Я понимаю, что Этьен небогат, и вы, наверное, хотели бы для Эвилин лучшую партию, но они любят друг друга. Разве это неважно? — Нет, — неожиданно сказал отец подруги, и за стальными нотками я почуяла жесткого дельца.
Я давно понимала, что добродушный дядюшка, который встречал меня в доме подруги — лишь одна из его сторон. Было бы странно, если б самым сложным производством второго по величине города Шалпии управлял мягкий человек. Но все-таки видеть такого господина Томаса Томата было непривычно.
— Амелия, дело не в его деньгах, а в гнилой сущности. Поверь мне, дорогая, моя дочь была бы очень несчастна с этим человеком. Надеюсь, она не собирается устроить никакой глупости вроде побега из дома? Потому что приданное я все равно не отдам, даже если она решится выйти замуж за этого слизняка тайно. Я приму ее назад, но приданное не отдам. — Неужели вы хотите, чтоб Эвилин жила в нищете? — Я хочу, чтоб слизняк от нее отказался. И я тебя уверяю, что без приданного моя дочь ему не нужна.
