Я знала. Котлета не любила все. Удивили меня больше не слова брата, а то, как они были сказаны. В его совете не было злобы или насмешки, только искреннее желание помочь. Это меня так ошарашило, что остаток дороги я сосредоточенно вслушивалась в чувства Мартина, как в человеческую речь и стараясь понять, что за перемена произошла с ним после нашей последней встречи. Так мы и шли, занятые своими мыслями до маленького жалкого домика в конце длинной улицы. Он был давно не крашен и не чинен, забор покосился, палисадник зарос крапивой и лопухами выше человеческого роста. Этому месту предстояло стать моим домом до тех пор, пока я не сбегу.
Подходя ближе, я с сожалением почувствовала, что тетка Котлета запугала в этом доме всех, да еще и парочку соседей в придачу. Сама она стояла на пороге с неизменной гулькой-котлетой на голове и зло смотрела на нас. Не надо было уметь считывать эмоции, чтобы понять, что Котлета ненавидела меня страстно, с полной отдачей, с желанием травить меня месяцами, смотреть, как я умираю, а в последнюю минуту придушить собственноручно, просто в свое удовольствие.
– Приехала, наконец, – выдавила тетка сквозь плотно сжатые зубы удивительно доброжелательное для ее настроения приветствие. Я, скорее была готова услышать от нее: «Жаль, что тебя не сожрали крысы!», но она даже попробовала скривить рот в улыбке. Получилось довольно жутко, рот тетки не привык улыбаться. На этом ее долг был выполнен, Котлета ушла в дом, оставив меня на попечение все того же Мартина. Он, неуверенно, будто извиняясь, подвел меня к до боли знакомому чулану. Я недоверчиво перевела на него взгляд.
– Прости, – сказал он. У нас всего три комнаты. Наверху я и мои братья вшестером. Внизу кухня, чулан и спальня матушки. Если хочешь, можешь постелить себе на полу у нее. Я торопливо открыла чулан и стала быстро доставать из него швабры, метлы, ведра и всякий ненужный хлам, который таинственным образам всегда собирается в таких уголках. Лучше в этом склепе, чем у тетки. Пауки брызнули в стороны, обидно бормоча проклятья на своем паучьем. Они продолжали бежать и утром, когда я выносила во двор прогнившие доски и палки, и днем, когда я сгребала в ведра мусор помельче, и вечером, когда отмывала от пыльных досок запах мышиного помета. Похоже, за день я разрушила целое паучье царство, оставив миллионы восьминогих крох без приюта. Целый день я провозилась, стараясь хоть немного придать зловещему склепу из моих кошмаров жилой вид. Последним штрихом было старое одеяло, чудом вынесенное в чемодане из приюта. Я кинула его на выщербленные доски пола, легла сверху, попыталась вытянуться во весь рост, но уперлась ногами в одну стену чулана, а головой в другую.
