- Давай, милая, кончи. – Юбка задралась неприлично высоко, оголяя кружевной ободок чулок. Вообще всё происходящее нельзя было назвать обычным для Реджины, но блондинка полностью меняла ее жизнь.
Эмма еще сильнее впилась руками в ноги, которые все норовили сойтись вместе. Реджина все сильнее извивалась на кресле, не жалея стонов. Она чувствовала жар, окутывающий всё тело, Миллс потянула руку к блузке, расстегивая ее. Свон с упоением наблюдала за тем, как брюнетка скручивает соски через ткань бюстгальтера, это выглядело очень сексуально.
- Эмма… не могу… – Блондинка про себя подумала «Дежавю». Это повторяется. Ее женщина уже второй раз получает в собственном кабинете сокрушительный оргазм. Тело получало свою разрядку, заставляя обладательницу кричать в агонии, Эмма убрала руки и позволила свести ноги. Мэр тяжело дышала, ее открытая вздымающаяся грудь приковала внимание блондинки, на упругих полушариях до сих пор остались небольшие следы от губ Эммы.
Моя девочка.
- Ты восхитительна. – Эмма преодолела расстояние и, нагнувшись, страстно поцеловала Реджину. Свон потянула ее на себя и, усевшись самой в кресло, посадила к себе на колени брюнетку, их поцелуй был жадным, будто через минуту им придется проститься, разорвав все связи. Спасительница крепко обнимала Реджину, не желая отпускать. Не известно, сколько они так просидели, наслаждаясь друг другом, было ясно только одно: им всегда будет этого мало.
***
Шли дни, недели, месяцы, а их любовь всё крепла, женщинам никогда не было скучно, они находили занятия разного рода, они наслаждались друг другом, но не могли насладиться до конца. Мэри-Маргарет родила девочку, назвав ее в честь своей матери – Ева. Слишком сильно опекая Генри, женщины проглядели, когда он все-таки лишился девственности со своей девушкой, с которой проводил все свое свободное время.
Весь город узнал об отношениях Эммы и Реджины, никто их не осуждал, многие даже думали, что нрав и настойчивость этой блондинки смогут усмирить бывшую Злую Королеву и сделать ее менее агрессивной к людям. Миллс была нелюбезна с другими, она никогда раньше не показывала своих чувств, боясь быть уязвимой, но сейчас она уже не страшилась этого. Она, наоборот, хотела быть мягкой, может, даже слабой в руках сильного Спасителя, который теперь никогда не выпускал из рук свое сокровище.
