Зимой темнеет рано, слуги ужинают на кухне, – слышен звон посуды и… кто-то открыл ворота? Барон подошёл к окну. Слуга Жильбер впустил двух закутанных в плащи людей. Доложил господину: бродячие певцы, – гнать или оставить? Старший из бродяг, испанец или араб, небольшого роста, с бородой и одним глазом, темпераментно, красивым слогом, как с театральных подмостков объяснил, что он и его спутник побывали в Египте и Магрибе, оттуда переправились в Испанию, знают песни, баллады, загадки, танцы и просят приюта хотя бы на несколько дней. Барон заметил, что путники очень устали, хотя и готовы были продемонстрировать своё искусство. Он оставил их, а на следующее утро о них позабыл, потому что вдруг вернулась весна. Снег почти стаял за ночь, солнце слепило и грело, воздух был влажным и тёплым. Точно того и ждали, обезумели птицы.
Барону захотелось увидеть Альду. Тут он вспомнил о менестрелях и велел позвать их: какой будет Альде сюрприз! Но сначала их надо бы получше рассмотреть.
Робер услышал шаги за дверью, вот она уже начала открываться, – это были последние мгновения его прежней жизни, спокойной и скучной. На пороге открытой двери стоял молодой менестрель, спутник испанца. В миг встречи их глаз барону показалось, что он получил стрелу в лоб; охватившее его странное чувство, словно бросило его в волны моря.
Человек поклонился, отошел к окну и стал настраивать свою виолу. У него были золотистые каштановые очень длинные кудри, изящные черты лица, чистый лоб. Вошедший испанец ударил в барабанчики, прикреплённые к поясу, и спел старинную испанскую балладу. Роберу понравилось, он налил им вина, и они до обеда беседовали о Востоке: об обычаях, оружии, винах и ядах, султане, женщинах, магии, книгах, древних тайнах и пряностях. Отказавшись от двух лошадей, странники сели на одну и, похвалив между собой знаками лошадь барона, отправились к Альде.
Навстречу им выбежал паж с заплаканными глазами и сообщил, что его госпожа больна. Барон поднялся в комнату Альды. Ступая по мягкому ковру, он подошёл к кровати. Глаза Альды были закрыты, лицо в испарине, дыхание еле улавливалось. Старичок-монах, лечивший членов её семьи с незапамятных времён, отвёл барона в сторону и сообщил, что недуг очень тяжёл. Показал настойки из трав и развёл руками.
– Простите, – прервала Мастера циркачка, – говорят, что в те времена в замках была всюду грязь, холод, не было стекол в окнах, немудрено, что дама заболела.
